Хроники ржавчины и песка

Сарган смотрел, как солнечный диск постепенно спускается к горному хребту. Через час стемнеет. А ночевать на корабле ему совсем не хочется. Вокруг – тысячи трупов, и любой шаг по палубе, усеянной осколками, может закончиться плачевно. Нужно поторапливаться, успеть спуститься на дюны до наступления темноты.

Никогда больше, поклялся Сарган, он не будет летать над кораблем на аэрогребне. Никогда больше не опустится на расстояние выстрела катапульты или любого другого орудия. Он вел себя как полный идиот и сам нашел приключения на свою задницу.

Воняло ужасно, но Сарган отдал бы руку за кружку с водой. Закрыв глаза, он начал вполголоса бормотать единственную молитву, которую знал: «Удар для меня, удар для корабля. Удар для жизни, удар для смерти…» – эти слова из уст в уста передавали кочевники пустыни, а говорилось в них о небесном корабле и его бьющемся сердце.

Больше времени терять нельзя.

Сарган в последний раз посмотрел вокруг. Трупы остановились, металл замолчал. Каждая палуба, каждый трюм, каждая, даже самая высокая, рея на корабле затаила дыхание.

Ни одного звука. Ни одного скрипа.

Остановившиеся механизмы.

Тишина.

И вдруг налетел неожиданный порыв ветра, болтающиеся в воздухе железяки словно бы разразились хохотом, который разнесся по всему кораблю. Он прошел сквозь металл, опустился в недра трюмов и отдался покалыванием в пятках сидевшего на краю чана человека.

Сглотнув, Сарган прыгнул вниз…

Лучшей в арифметике, да и вообще в математике, Найла стала постепенно, благодаря терпеливому наставничеству старого Халеда. С первого же дня, проведенного за учебниками, девочка поставила себе амбициозную цель – научиться считать быстрее учителя. В механике она уже освоила основы аэродинамики. И помогла Халеду построить гребень.

Девочка отдала бы палец руки, чтобы полетать, как только гребень будет готов. Старик был не против и даже составил план путешествия: Найле предстояло долететь до обломков, находящихся в десяти милях от Абрадабада. Единственное условие – она должна сама зарезать поросенка, кровь которого заполнит баки.

Молитва… Падая камнем вниз, он снова начал ее шептать.

У преисподней влажный запах облаков.

Обжигающий жар котлов.

Жив я или уже умер?

Удар для меня, удар для корабля.

Удар для жизни, удар для смерти…

И завтра мир будет другим.

Аминь.

Мрак. Как корка сырого черного хлеба.

Выставив фонарик, Валид полукругом обвел темноту перед собой, справа налево.

Тишина.

Вроде он что-то слышит. Откуда-то сверху доносятся звяканье металла и злобный смех.

Сзади Найла перебрасывала фонарик из одной руки в другую. Потом присела на корточки:

– Мы стоим.

– В смысле?

– Корабль… – девочка указала на следы на песке. – Видишь, он больше не двигается!

Вокруг них – гигантские колеса, высотой как семь взрослых мужчин. Чем дальше во тьму под кораблем, тем меньше заметны порезы на боках шин и протекторах, но больше комок в горле от запаха горелой резины.

Задрав голову, Валид посветил фонариком вверх, между осями колес. Бесполезно – все равно что попытаться слабым лучиком рассеять темноту безлунной ночи.

И все же…

Прямо на лоб упала капля. За ней тут же вторая. Подцепив на кончик указательного пальца, мальчик ее лизнул.

– Фу-у! – Валид сплюнул. Это было смазочное масло с отвратительным привкусом железа, а крошки на языке – наверное, перемешанный со ржавчиной песок.

Моросил дождь. Но здесь, под кораблем, удивляло не только это.

– Слышала, как грохотало?

У Найлы дрогнул голос:

– От этой тишины мне еще страшнее. – Она перевела взгляд с фонарика наверх: надеялась, что глаза привыкнут к темноте и разглядят, что за свечение исходит от высокого свода.

Солнечные лучи все еще проникали сквозь лабиринт шин. Ребята прошли уже, наверное, метров сто, и колеса располагались все ближе и плотнее, казалось, что без всякой логики – то по одному, то попарно, то группами по три.

Глаза привыкли к темноте, и девочка разглядела над головой нечто похожее на звезды – какие-то вытянутые фигурки со странными лапами, отливавшие зеленоватым. Точно, этих существ она знает, хоть так близко никогда и не видела: каучуковые светогекконы – робкие зверьки, которые ухаживали за резиной шин и поддерживали в них давление: они умели выдувать воздух с силой, какую и не ожидаешь от таких малышей. Жили светогекконы среди колес больших кораблей колониями по тысяче особей.

Захваченная этим зрелищем, Найла в задумчивости положила руку на один из протекторов: резина оказалась теплой, податливой и влажной от масла, которое непрерывно капало сверху.

Вдруг девочка почувствовала, как что-то свалилось ей на голову.

Попыталась стряхнуть это с волос, с плеч и, испугавшись, шлепнулась в песок.

Еще миг – и мрак вокруг содрогнулся. Послышался громкий щелчок. Звяканье цепей и скрежет приходящих в движение механизмов.