Хроники ржавчины и песка

Передвижение под кораблем требовало запредельной зрительно-моторной координации: было ужасно сложно постоянно смотреть вправо и выбирать подходящий момент, чтобы убежать. Рассчитывать время, расстояние, скорость. Да еще в темноте.

Втягивая голову в плечи, они пробежали метров сто, все глубже забираясь в это мрачное царство резины и дождя из смазочного масла.

Вдруг Найлу осенило. Задыхаясь, она схватила Валида за руку:

– Нужно сделать передышку, иначе рано или поздно мы ошибемся.

Мальчик непонимающе на нее посмотрел. Отшвырнул прыгнувшего на ногу геккона.

– Но ты же сама говорила, что мы должны постоянно бежать и не останавливаться!

Найла едва заметно кивнула:

– Да. Но сейчас мы можем просто встать на одном месте, следить за приближающимися колесами и уклоняться от них, как от кеглей, сдвигаясь вправо и влево. Так мы сможем чуть-чуть отдохнуть.

Валид посмотрел, куда показывала Найла: похоже, соплячка действительно права. Если стоять на месте, колеса не выглядят такими страшными, и предсказать их движение проще. Они выныривают из мрака метрах в десяти – времени как раз достаточно, чтобы рассчитать, в какую сторону прыгнуть. Или встать неподвижно, закрыть глаза и ждать, пока эти гиганты проедут в считаных сантиметрах от тебя.

Вверху что-то происходило. Стало светлее, оглушительный шум перешел в мягкий и плавный. Такое чувство, что земля и небо поменялись местами.

– Видишь?

Отойдя с дороги катившейся ему навстречу огромной тени, Валид посмотрел на длинный коридор, который уходил во мрак. На песке светилась тропинка из хвостов и лап гекконов, спрыгнувших с осей или с потолка. Один из них попал под колеса и тут же погас, как задутый порывом ветра огарок свечи. Вот по этой дорожке можно идти: светящаяся лента из живых гекконов позволит им держаться подальше от колес. Свет значит жизнь, тьма значит смерть под колесами корабля. Или, по крайней мере, риск такой смерти.

– Понял теперь? – спросила Найла.

Мальчишка кивнул:

– Я и сам до этого додумался, не воображай тут! – и отошел на два шага в сторону – между ним и Найлой проезжало колесо, но он продолжал говорить. – Теперь просто пойдем по тропинке из этих тварей и выберемся отсюда. Рано или поздно…

Колесо остановилось. Почему-то корабль снова застыл.

– Найла, что случилось?

Девочка не ответила.

– Где ты, блин?

Тишина. Сверху – тоже ни звука, металл вдруг резко замолчал. Будто корабль затаил дыхание.

– Найла, отзовись!

Валид перепугался до смерти. Посмотрел на темный свод над головой, на сырой песок под ногами. Неподвижные силуэты колес вокруг молча чего-то ждали.

По брюху корабля и по песку бегали гекконы. Тысяча лап, тысяча хвостов…

Из-за того, что эти испачканные зеленоватым светом зверьки постоянно шевелились, казалось, что все вокруг двигается. Они перебирались на шины, которые были их домом и едой.

– НАЙЛААА! – Чтобы обойти колесо, Валиду пришлось сделать шагов тридцать. Но там, где должна была стоять девочка, никого не оказалось. Найла исчезла. Испарилась.

Он посветил фонариком в темноту, во все стороны. Даже вверх, везде, куда только мог добраться совсем тусклый свет.

Ничего. Найлы словно тут никогда и не было.

– НААААААЙЛАААААААА! – снова прокричал мальчик. – ГДЕ ТЫЫЫ?

Вдруг что-то упало ему на голову. Валид завопил и начал размахивать руками. Фонарик шлепнулся на песок и погас, но это нисколько не смутило светогеккона, который схватил его и опрометью умчался прочь. В темноту.

Сарган сидел скорчившись в самом центре помещения, и каждый раз, когда корабль поворачивал, поднимался на дюну или спускался, он рисковал провалиться в жаркую пустоту, где через дырки в металле проглядывали темные бездны и трюмы, куда никогда не проникал луч света.

Лента конвейера сделала поворот и увеличила наклон до тридцати градусов; шкивы скрежетали так, будто передвигали непосильную ношу.

Транспортировка трупов напоминала перегон скота, сопровождаемый отвратительными миазмами гниющего мяса. Часто тела просто сваливались вниз, но пара-тройка зацепилась лохмотьями за висевшие в воздухе крючки, а некоторые умудрялись самостоятельно менять положение, словно живые.

Было достаточно светло, чтобы разглядеть уродцев, которые украшали каждый угол чрева корабля: оторванные человеческие головы и конечности, насаженные на ржавые железяки, трубы, с которых капало что-то темное, странные ежики шипов, словно взорвавшиеся от неосторожного контакта живой плоти с металлом. Разводы от человеческих испражнений и груды костей. Ржавчина. Клочья волос. Оригами из листов железа и окровавленные хрящи. Вереницы гнилых зубов.

Конвейер дернулся в очередной раз, и с ленты снова что-то упало. Сарган слез с нее и подошел к люку, ведущему в соседнее помещение. Скользкий пол покрывала жижа, хлюпавшая под ногами.