Хроники ржавчины и песка

Старик отступил на шаг от входа и посмотрел вверх. В лабиринтах лестниц и коридоров прятались десятки одинаковых комнатушек, каждая – со своей добычей белых костей. Посередине криво болталась табличка, на которой огнем было выжжено одно слово – КИКИКВИРРИ, по-видимому когда-то служившее названием корабля.

Заскрежетали наезжающие друг на друга листы железа. Со стен потекли кровь и смазочное масло.

Вдруг откуда-то изнутри послышался вопль.

Снова сбежалась толпа, еще больше, чем прежде. Все молчали, затаив дыхание.

Совсем скоро из дома выбежал и мальчик. Волосы растрепаны, сердце бешено колотится – по лестницам он несся как угорелый. В руке – шлепанец.

– Я нашел только это, – выдавил Сюн и разрыдался, бросившись в объятия старика. Потом сквозь слезы пролепетал: – Я ему… не нужен. Он говорит… что я… должен приходить… каждый день. И когда он захочет… то отведет меня… к Мэй.

Прижав мальчика к груди, старик поднял глаза к небу. К механокардионическому кварталу летел крошечный драндулет.

Взъерошив Сюну волосы, старик хотел найти какие-то слова, чтобы убедить малыша не делать этого, объяснить ему, что нельзя слушать того, кто отнял жизнь твоего родного человека. Хотел найти, но не нашел.

В другом конце переулка стояла старая ржавая башня. Вот уже пятьдесят лет он, прежде чем открыть свою лавочку, каждый день приходил туда на рассвете в надежде увидеться с сыном…

Бастиан

Оглушительный, зычный гудок спугнул стаю ромбокрылов.

Подойдя к краю крыши, Азур посмотрел вниз. Пятнадцатый этаж. Пламенеющее на закате небо, шумный Мехаратт, пустыня – как блюдо, приправленное паприкой и карри.

В лабиринте пристаней – десятки кораблей, ожидающих своей очереди пришвартоваться или совершающих маневры далеко от берега…

Найла, присвистнув, опустила подзорную трубу: девочка представляла себе Мехаратт по рассказам отца, но увиденное превзошло все ее ожидания. От фантастического калейдоскопа цветов и форм рябило в глазах. От смешения запахов перехватывало дыхание.

Восемь маленьких гребней тащили по дюнам циновки, выравнивая песок перед килем огромного грузового корабля, который на малом ходу приближался к главному молу. Все палубы и оба борта чугунного цвета изъедены ржавчиной, покорежены, испещрены застрявшими в металле осколками. Нигде не видно ни флага, ни вымпела. Только чудовищно воняет гнилью и смертью.

– Что это за корабль? – спросила Найла, щурясь на солнце.

На палубе – ни одной живой души, хотя вот-вот начнется швартовка.

– Это Бастиан, дюнный миноносец, – ответил Азур. Они по-прежнему общались с помощью цепочки, но теперь девочка просто держала ее конец в кулаке. – Он охотится за тем, что его капитан считает ценным, что можно продать на базаре. Запомни его.

– А почему воняет так жутко?

Раздалось три долгих свистка, и летевшие клином маленькие гребни синхронно разошлись в стороны, рисуя на песке два огромных завитка. Оставшиеся пятьдесят метров корабль шел без сопровождения, почти заглушив моторы: как гигантский ржавый металлический банан, медленно вылезающий из кожуры, он выезжал из оставленных на песке узоров.

– Эта вонь от груза – узнаешь за милю. На верхней палубе что-нибудь лежит?

– Да.

– И трюмы наверняка заполнены под завязку, – Азур со скрежетом вдохнул сверхчувствительным носом. – Подожди, там что-то не так… чего-то не хватает. Что ты видишь?

На корме тошнотворно гнила раздувшаяся туша огромной песчаной акулы, метров пять-шесть в длину и весом тонн семь, с чудовищными плавниками. Над ней угадывался силуэт гигантского механокардионика, привязанного цепями к двум дымовым трубам. Четыре-пять метров высотой, руки и ноги широко расставлены, соединение мощи и грубого металла. Уродливая голова наклонена к плечу.

– Сердцеглот! – вскричала Найла, поворачиваясь к Азуру. Высотой механокардионик был с мачту бригантины.

– Один? Их должно быть четыре – по одному на каждую цепь. Они специально так закреплены, чтобы произвести впечатление. Еще что-нибудь видишь?

– Там какая-то рыбина. Без хвоста, – девочка еще не понимала, какого черта они сюда приземлились, но полет на аэрогребне она теперь вряд ли забудет.

– Без хвоста, говоришь? – доносившийся по цепочке голос Азура стал глухим, задумчивым.

Корабль выпустил еще один гудок и совсем сбросил скорость. Резина первого ряда колес готовилась поцеловать камни мола.

Портовый рабочий поднял трос, сброшенный на пристань с борта, и поспешил замотать его вокруг швартового битенга в форме головы ромбокрыла.

– Мы ведь здесь из-за этого корабля, да?

На пути в Мехаратт их гребень, как крошечный комар, преследовал громадину, которая после бесчисленных приключений решила, наконец, вернуться домой.

– Я знаю его капитана, мы уже много лет ищем одно и то же.

– Он… человек? – Найла немного запнулась, но все-таки решилась произнести это слово.

Повернувшись, механокардионик уставился слепыми глазами в пустоту:

– Пока да, но ему недолго осталось. Он заразился Болезнью уже давно!

– Но ты не уверен, станет ли он механокардиоником, правда? Боишься, что он умрет?