Хроники внутреннего сгорания

...Ну а что о ней скажешь — живет себе и живет, не сказать, чтобы добрая и не сказать, чтоб злая. Многовато курит в последнее время, вот; отправляет письма в Винницу и Николаев. И не то чтобы ждет ответа, но если он вдруг приходит — то она очень, конечно, рада.

По ночам она молча курит.

И строчек звон

бьет в виски изнутри,

как мертвый через ограду.

...Моя девочка, что ж так сердце дурное гупает?

Истери, спивайся, но вбей в подкорку одно —

ты только не пиши, моя девочка, не пиши, моя глупая,

выпей зеленого чаю, закрой окно.

Отключись от всех социальных сетей, обрежь

тянущийся в небеса сетевой кабель.

старым шарфом забей в грудине гулкую брешь,

перестань проверять башкой наличие грабель

на своем пути. Моя девочка, не пиши —

если что-то написано, этого не отменишь,

но течет строка, как течет алкоголь по вене,

и чужие судьбы уносят клочки души.

Клацает по иконке «Написать письмо». Выдыхает, глотает чай — не пошли бы к черту вы? Интернет-поэзия суть большое трюмо — нужно, чтобы видели себя, и притом отчетливо. Нужно, чтобы ярко, злободневно и чтоб цепляло, загонять себя до полного «не могу». Девочка сидит, закутавшись в одеяло, как большая птица, нахохлившись на снегу. Девочка лузер, ламер и инфоманка, и заряд исчерпан уже практически весь, но когда по улицам ее города двинут танки, девочка выйдет со стихами наперевес.

Лене Борозенцеву

Третий день не могу написать письмо, ну давай вот так, зарифмую, что

ли. За окном трамвая туманный смог, одинокий тополь облако колет. А

вчера была золотая осень, знаешь, даже не тучи, а облачата, в старом

парке запах прогретых сосен, запах дыма; лиственно и песчано. Знаешь,

вечер, и кучи пушистых листьев, можно навзничь упасть в них и видеть

небо, и глядеть на месяца мордочку лисью, словно бросили птицам ко-

рочку хлеба...

А сейчас темно, и трамвай трясется, полусонный кондуктор сидит уныло.

Вот таким октябрем, без тепла и солнца, вспоминаешь пристально все,

что было. Кажется напраснее и глупее, а сейчас — в тепло бы, да с ка-

пуччино...

Знаешь, Леня, а я вот жалеть не умею.

Не научили.

Выхожу из трамвая на остановку, продувает тоненькую ветровку, а у

вас там такие же холода? Мне-то что, я ведь девочка крепкой ковки, не

рассыплюсь, видимо, никогда. Время научило терять любимых, научило

зубы сжимать, терпеть,

только этот запах —

сосен

и дыма,

облачата

и яркая листьев цветь...

Небо медленно ползет над землей на лапах, словно у него хребет перебит.

Понимаешь, у людей не меняется запах, даже когда перестают любить.

Да, я плохо умею придумывать письма, лучше сесть у компьютера и по-

молчать...

Просто у меня

есть ворох пушистых листьев —

золотистых

маленьких

облачат.

ДЕЖУРНЫЙ АНГЕЛ

Девушка, ну шо вы толпитесь, ну я вам по-русски сказала —

идите домой, вакансий нет, а у меня обеденный перерыв.

Вон, видите табличку «Закрыто», вон там, на выходе из зала?

Перевернете. Девушка, ну к чему этот весь надрыв?

Я вас умоляю, не ломайте мне психику — у ангелов психика тоже,

у меня от вас кучерявятся и седеют перья.

Девушка, ну этому учатся с детства, ну шо вас кукожит?

Если вам от этого полегчает, то можете хлопнуть дверью.

Девушка, ну эти умения впитывают с молочком, вот такими,

или с искусственным питанием, не приведи Господь.

Ну шо ж вы плачете, девушка? Давайте я запишу ваше имя,

но вы ж поймите, оно с вот этого молочка еще расписано наперед.

Оно ж с вот этого молочка решилось, кому и сколько

отмерено счастья, а к тому же, акции на счастье упали.

Да не тянись ты за сигаретами, на вот лучше бумажку скомкай,

выкинешь потом вон в горшок, да не к фикусу, к пальме.

Девушка, ну при чем тут я, я просто ангел и сегодня дежурю,

Серафима Ивановна, можно попросту тетя Сима.

Давай я поставлю чайничек, вот придет уборщица Шура,

принесет из подсобки кулечек с крекерами сухими.

вот попьем чайку, да ты табличку переверни-то,

оно все уладится, лишь бы не случилось войны.

Мне бы все ваши рваные души зашить — да не хватит ниток,

в целом мире не хватит ниток,

в целой вечности нету ниток,

чтоб заштопать таких дурных...

Планета входит в месяц Скорпиона. Летит листва по улицам и паркам, зима таится в уголках морщин и в свежести нездешней заоконной. Растрепанный и побледневший Харьков четвертый год в запое без причин.

Твои глаза светлей и одиноче, стоишь, как на скале белогвардеец, глядящий неизменно на восток. Трамваями гремя, проходят ночи. На пальцах время глиною твердеет, летит на тропку сморщенный листок.

Шершаво и тепло сползает солнце с прозрачных, мягких улиц предвечерних, как позолота с гордых куполов. Никто не возвратится, а вернется — тому тюрьма, Сибирь, насмешки черни, и фонарей — сквозь дождь — едва-тепло.

Ударит ветер дверцею балконной. Похоже, холодает — вправду будто сползает осень с потемневших крыш. Планета входит в месяц Скорпиона. Ты на посту. А значит — будь что будет, но эту смену все же достоишь.

...а девяностые — были начальной школой,

классиками, Робин Гудом, страшилищами в тетрадках.

Это у взрослых мир раскололся — для нас на сколах

солнце играло, и все было, в общем, в порядке.