Хроники всего мира: Время расцвета

Война переместилась на море. Теперь компания Цеппелина принимала заказы всё больше на флотские дирижабли и почти не выпускала армейские. В январе Уве прислал очередные новости – и все худые. Во-первых, близнецы тайком удрали на фронт сразу после своего дня рождения. Вестей от них пока не было, отчего Лизе ужасно тревожилась и каждый день ходила в церковь – молилась, чтобы если уж не вернулись, то хотя бы дали о себе знать. Во-вторых, после долгой болезни скончалась кухарка Анна, поэтому теперь всеми делами по дому занимается Вилда: дети разъехались, а дать фрау Вебер выходное пособие в такое тяжелое время у Уве рука бы не поднялась. Крохотная семья теперь держалась благодаря саду: он и корм, и топливо. Отец подумывал сдать детские комнаты, но не решился – вдруг война окончится, мальчики вернутся, а поселить их будет некуда. На этом месте Эмма криво усмехнулась: вот было бы лихо, если бы война закончилась вот так, «вдруг».

Конвейер дирижаблестроения работал ладно, без сбоев, поэтому Цеппелин решил воспользоваться оказией и съездить в Берлин, на авиационную выставку трофейных аппаратов, захваченных в боях. Первую половину февраля погода наладилась, и даже назойливая серость расползлась куда-то по воде, но в день отъезда графа опять затянуло пепельным цветом небо, снежинки стали крутиться крупными хлопьями, всё больше почему-то вверх и вбок, но уже к обеду они стали мельче, острее и с каким-то болезненным наслаждением впивались в лица людей, перебегающим из здания в здание. Эмма видела, как кутаются в воротники рабочие на улице, и выходить наружу не хотела. Шеф хлопотал в кабинете, собирал ей перед отъездом задания: это разобрать, это перепечатать, это перебелить начисто. Наконец шорох бумаг и хлопанье тумб прекратилось, радостный Цеппелин выкатился колобочком из кабинета:

– Держите, Эмхен. Внутри каждой папки пометки, куда положить или кому передать. Не скучайте, я быстро, недели, думаю, хватит. Заеду только к своим в Штутгарт.

– Перебираетесь на озеро? – уточнила у шефа помощница.

– Надо, надо уже, март скоро. Работы тут невпроворот, но, думаю, без меня недельку справятся.

– Конечно, граф, не волнуйтесь.

– Привезти вам что-нибудь с оказией из Берлина?

Эмма стушевалась, Цеппелин заметил и подбодрил.

– Не стесняйтесь, Эмхен, говорите.

Она вперила взгляд в бумаги, смущаясь посмотреть на графа:

– Зайдите к Феликсу, пожалуйста, цветы от меня положите.

Вместо ответа, Цеппелин кивнул и накрыл дрожащие кисти помощницы своей ладонью. Через минуту он вернулся в кабинет, надел пальто, сунул под мышку белоснежную фуражку и вышел с портфелем в приёмную.

– Ладно, дружок, не давайте им без меня спуску. Тороплюсь на вокзал.

Надел головной убор и вышел, браво стуча сапогами по сумрачному коридору. Эмма грустно улыбнулась – вот он, её прежний Цеппелин, которого она любила и уважала. Склонилась над стопкой графских документов, распахнула первую папку, пробежала взглядом по знакомым летящим строчкам…

Зима всё искала повод остаться, юлила со дня на день то снегом, то ветром, потом обманчиво показывала утром кусочек истошного голубого неба и снова его прятала – моё, не отдам. Спустя неделю, когда граф уже должен был вернуться, принесли телеграмму: «Отца прооперировали по поводу аппендицита, всё благополучно. Хелла». Цеппелин, в свои семьдесят восемь лет крепкий и умом, и телом, почти не болел. Если вдруг недомогал, то лечился старым армейским ещё способом: ноги в таз, рюмка коньяка на ночь и спать. Утром вставал уже здоровым. Эмма понимала, как графа гложет временная беспомощность, крутится, наверное, сейчас на больничной койке, порываясь удрать из-под надзора. Через пару дней она насмелилась и телефонировала в дом Цеппелинов, чтобы узнать о самочувствии шефа. Дворецкий попросил обождать и пригласил к аппарату графиню:

– Здравствуйте, Эмма, чем могу помочь? – откликнулась Изабелла своим совершенно молодым голосом.

– Добрый день, графиня. Я хотела справиться о состоянии шефа, в больницу звонить как-то неудобно.

– О, благодарю вас, милая. Заживление проходит хорошо, правда, доктор обеспокоен небольшими хрипами в лёгких. Вероятно, небольшой застой из-за постельного режима.

– Надеюсь, всё обойдётся. Передавайте от нас графу пожелания скорейшего восстановления.

– Спасибо, Эмма. Мы как раз завтра планируем с Хеллой навестить его, передам ему ваши слова.

Попрощавшись, помощница положила трубку на металлические крюки телефона и пошла к Колсману и Эккенеру, чтобы рассказать о состоянии графа.

Восьмого с утра после двух солнечных дней пошёл дождь, на озере начался шторм. Зима не сдавалась. Первым в приёмную зашёл Пауль Ярай, поздоровался и стал искать в стеллаже свою папку с перепечатками:

– Слышали новости?

Эмма подняла голову:

– Нет.

– В России революция, свергают царя Николая.

– Кошмар какой!

Она совершенно искренне прикрыла открывшийся от ужаса рот.

– Как же без царя?

– Рабочее государство будут строить, наверное, создадут какое-нибудь правительство из крестьян и солдат. Уму непостижимо, правда?