Хроники всего мира: Время расцвета

Никогда ещё компания Цеппелина не работала с таким размахом – за прошедшие полгода со стапелей сошли два десятка дирижаблей. По поручению графа Эмма завела огромную таблицу с перечнем введённых в строй кораблей и потом ставила пометки, если борт выходил из боевых действий. Данные повесили в кабинете шефа рядом с картой империи, на которой тот булавками отмечал расположение собственных подразделений: заводов, верфей, цехов и аэродромов. Третьего января Эмма сняла таблицу со стены, уложила её на приставной стол для совещаний и аккуратно написала красной тушью в центре – 1916 год. Ниже она карандашом начертила пустые ячейки и перенесла из черновика в левой руке чёрными чернилами новые данные: 01.01.1916; серийный номер – LZ 60, тактический номер – LZ 90, класс – P, принадлежность – армия. Наверху, в данных девятьсот пятнадцатого, в крайнем столбце вразброс чернели даты последних вылетов сбитых, сгоревших или непоправимо повреждённых дирижаблей. Ничего, подумала Эмма разгибаясь в ожидании, пока чернила высохнут, мы справимся. Новый год принёс ей новые надежды, пока ещё робкие. Всё чаще она начала заниматься домом: наводила чистоту, надраивала окна или до остервенения шоркала на стиральной доске грубые половики. Откуда-то появились силы на помощь другим, и она стала засиживаться вместе с Фанни над домашними заданиями, разложив собственные старые словари, присланные из дома много лет назад Вилдой. Эмма по-прежнему навещала по воскресеньям на кладбище бабушку с дедом, разметала на памятниках снег, оставляла какие-то пустяковые подношения: не для них – для себя. Портрет родителей висел у неё в комнате на привычном месте – рядом с дверью, а фотография Остерманов стояла наискосок на комоде. Викки никогда не спрашивала соседку, кем ей приходятся все эти люди: мало ли близких родственников у человека? Да и своих хлопот хватало. Чтобы получить по карточкам продукты, нужно было отстаивать огромные очереди в магазины. Но и в частных лавках с рук ничего нельзя было купить даже за большие деньги. Иногда женщинам удавалось застать что-нибудь съестное на рынке, но такое бывало редко: с работы же не уйдёшь. Конечно, полтора года войны и продовольственная блокада не могли не сказаться, но всё-таки здесь, в глубоком тылу, никто не ждал того, что придётся перебиваться с картошки на бобы. Как-то вечером женщины посовещались за ужином и решили, что садик, конечно, дело хорошее, но цветами ребёнка не прокормишь – и решили весной разделать всю свободную землю под грядки, чтобы посадить что-нибудь основательное: репу, брюкву, капусту, морковь и побольше чеснока – от цинги. Сначала хотели завести полдюжины уточек, но потом подумали, как к ним привяжется Фанни, и поняли, что съесть их будет невозможно.

– Будем есть Тете, – грустно пошутила Эмма.

В страстную субботу в Фридрихсхафен вернулся Леманн. Он позвонил в дверь дома двенадцать на площади короля Вильгельма около четырёх. Женщины хлопотали на кухне, готовя пасхальный стол, и Виктория попросила дочку посмотреть, кто там. Перед Эрнстом стояла кроха лет шести с плюшевым синим слоном в кармане фартучка. Вместо приветствия она коротко пискнула.

– Здравствуйте, милая фройляйн. Я друг тёти Эммы, меня зовут дядя Эрнст, – он серьёзно протянул малышке руку для рукопожатия. – Позовёшь её?

Девочка протянула ладошку, одновременно приседая, путаясь в манерах, попеременно то белея, то краснея. Леманн аккуратно сжал крохотные пальчики и выпустил мягкую лапку. Кроха со всех ног бросилась в кухню, но Эрнст деликатно остался стоять на пороге.

Раздались знакомые шаги, в проём выглянула Эмма, засыпанная то ли мукой, то ли крахмалом, поднимая тыльной стороной руки выбившиеся пряди с вопросом в живом глазу – кто же её спрашивает? Увидев знакомую улыбку в тридцать два зуба, она бросилась другу на шею.

– Эрни! Как хорошо, что ты приехал! Будешь встречать Пасху с нами, понял? – Эмма безапелляционно ткнула приятеля в грудь.

– Буду, буду, – захохотал тот и протянул крупный свёрток коричневой бумаги с чем-то приятно мягким внутри, пружинистым.

Она затянула Леманна внутрь и крикнула:

– Викки, Эрни приехал! – обернулась, снова прижалась к нему и засыпала вопросами. – Боже, что это? Какими судьбами?!

– Прибыл принимать девяносто восьмой борт. Проведу несколько пробных полётов и перегоню его в Ганновер. А это мясо, говядина, – Эрнст кивнул на свёрток. – Купил по случаю, а хранить, как ты понимаешь, негде, поэтому решил заявиться к вам, чтобы эту корову мы приговорили к пасхальному столу.

– Будешь жить у нас, ты понял? Мы тебя поселим в гостиной!

Леманн лишь смеялся и кивал. Он зацепил на вешалке куртку и перекинул через руку китель. Они зашли в кухню, где за юбкой матери пряталась Фанни.

– Здравствуйте, господин Леманн, – улыбнулась приветливо Викки.

– Молю, оставим это для работы. Просто Эрнст, для юной фройляйн – дядя Эрнст. Давайте, показывайте, чем помочь?