Хроники всего мира: Время расцвета

Вместо ответа Эмма лишь шокированно покачала головой. Ярай наконец выудил из стопки свои документы, кивнул на прощанье и вышел. За окном свистел ветер, молотил в стекло крупными каплями, то ли просился внутрь, то ли плакался. Через какое-то время, когда Эмме наконец удалось сосредоточиться, и она села за расшифровку протоколов встреч, до которых всё руки не доходили, в приёмную зашёл Эккенер.

– Доброе утро, слышали новость?

– Здравствуйте, Хуго. Да, ужасно. Такая большая страна – и без царя.

– Вы о чём? – Эккенер удивлённо приподнял бровь.

– О революции в России. А вы?

– Господи, ещё и это. Нет, я о корабле вообще-то. У нас «Гна» села на мель около Лангенаргена. Движок отказал. Сейчас вызвали туда буксир, попробуют стащить, но видите, что за окном твориться… Да и уровень воды ещё низкий, снега в горах не растаяли. Не знаю, удастся снять или нет.

Эмма опять беззвучно покачала головой, что означало, вот те на, куда ж ещё и это.

– Да, денёк, – Эккенер передал помощнице свёрнутый чертёж, с которым пришёл. – Это для графа, когда вернётся.

– Передам, спасибо, – рулон она аккуратно поставила за стол.

К полудню погода испортилась окончательно, небо задрапировало грязным, ветер выдавливал запертые ставни на верфи, чайки, пытавшиеся пробиться к озеру, висели на одном месте в воздухе, орали беззвучно, борясь с сопротивлением, и ветер относил их ржавые крики куда-то вдаль, к горам. Словно маленькие самолёты, птицы кренили ломаные как палки крылья вверх и вниз, пытаясь лавировать, потом сдавались и спускались вниз, к крышам. Есть Эмме не хотелось, поэтому она не пошла в столовую – попозже чаю попью, решила она. В коридоре началась привычная суета, когда голодные люди начали выбираться из служебных кабинетов поближе к кухне. Даже здесь, на верфи, кормили весьма скудно, но разделения на руководство и работяг не было – все питались одинаково. Если удавалось раздобыть что-то давно забытое, почти деликатесное, тогда службы бегали друг к другу в кабинеты, предупреждали: мясо, слышали, сегодня мясо дают! Вот и сейчас в коридоре бегали, видимо, снабженцам удалось достать вкуснятины, но дверь в приёмную Эмма прикрыла, чтобы не тянуло сквозняком, оттого особо не прислушивалась.

Примерно через час после перерыва к ней заглянул Колсман. Альфред был привычно сух и немногословен.

– Фройляйн Эмма, вы уже в курсе?

– Да, господин Колсман, и про «Гну», и про Россию слышала. Не приведи господь сегодня потерь на фронте.

Он подошёл к столу, прямой, строгий, и ровным голосом сказал:

– Граф скончался.

«Нет», пролетела в голове у Эммы первая мысль.

– Нет, – сказала она вслух и подняла голову на генерального директора. – Нет.

– Мне телефонировали из больницы. Граф умер сегодня утром от пневмонии.

Она качала головой, словно кукла-болванчик, отрицала услышанное, не хотела, чтобы это проникало в её голову, в её душу.

– Нет. Не может быть.

Она всё крутила и крутила головой справа налево, как заведённая.

– Мне жаль, Эмма. Хоронить будут в Штутгарте, о дате сообщат завтра.

Колсман развернулся и, словно соляной столб – сгибая одни лишь колени, вышел прочь.

Отрицание билось в Эмме, словно птица. Нет, нет, нет, нет – твердила она беззвучно про себя. Здоровый глаз смотрел куда-то в стол, но всё вокруг расплывалось, растекалось: то ли от подступивших слёз, то ли потому что привычные границы мира расползались под натиском горя. Нет, он не может умереть. Он же такой сильный. Эмма представила вдруг графа, лежащего в гробу, эти его внезапно поникшие белоснежные усы и круглую, уже без живого блеска, голову, и её заколотило, затрясло, она сползла по стулу вниз, съехала прямо под стол и стала качаться, иногда стукаясь виском о низкий траверс стола.

На шум прибежал Дюрр, подобрался к ней, обнял и качал долго, полчаса или больше, махая на всех входящих рукой – прочь, прочь отсюда, любопытные вороны, прочь! Когда первый шок прошёл, Эмма глухо прошептала Людвигу в сюртук:

– Кажется, я осталась без работы.

* * *