Високосная весна принесла столько света и хороших новостей, что даже несмотря на невиданные прежде цены и нехватку, кажется, всего на свете, Эмма Остерман улыбалась столь часто, что иногда замечала, как болят с непривычки щёки. Перво-наперво, из Стокгольма вернулся Эрнст. И хотя Леманн был ужасно разочарован своей несостоявшейся миссией, работой впустую на протяжение полугода, но был рад присоединиться к команде и особенно рад был снова увидеть подругу. Май же вышел вовсе выдающимся. Из дома пришло даже не письмо, а настоящая телеграмма от отца: «
– Худой, но Вилда его откормит, – то ли плакал, то ли смеялся в трубку Уве Остерман.
– А от мальчишек какие новости? – поинтересовалась Эмма о средних братьях.
– Арнд решил остаться в авиации, после расформирования ВВС работает пилотом-инструктором. Хеннинг уж с полгода не писал, но вроде был жив-здоров. Иво, ты не поверишь, нашёл хорошую девушку, кажется, из Лемзаля, планирует жениться и жить в Гамбурге. Ну а Яков как обычно, да и пишет тебе, наверное, – закончил отец.
– Боже, вокруг сплошные свадьбы! – заметила Эмма. – Теперь бы ещё Франц объявился.
Отец помолчал в трубку, потом откликнулся грустным голосом:
– Война закончилась, может, просто добирается так долго. Из Италии, например…
– Ах, пап, да его и в Палестину могли отправить! Ты же знаешь, какой он – вылитый Клаус, везде пролезет и насобирает синяков да шишек. Наверняка, удрать на фронт именно он Фрица подбил, младший-то тихий. Просто связаны между собой как нитка с иголкой, вот он брата и потащил с собой за приключениями. Но теперь вас уж трое дома, глядишь, и остальные подтянутся.
– Дай-то бог, доченька.
От этих слов у Эммы так остро защемило в носу и в горле возник комок, что она поняла, как же сильно ей не хватало отцовской любви, его скупой заботы. Да, всё перемололось и забылось, и если время не излечило рано, то крепко-накрепко сживило их края, оставило коллоидные рубцы, багровые, ноющие по ночам. Однако и со шрамами люди живут, вот и Эмма, кажется, начала оживать.
Летом Георг Хакер перевёлся руководителем Потсдамского порта дирижаблей и покинул Фридрихсхафен вместе с семьёй. Почти сразу после его отъезда опять принесли грозное распоряжение из Берлина незамедлительно передать новенькие корабли в качестве репараций. Леманн загрустил, совершил во вторую июльскую пятницу на «семьдесят втором» прощальный полёт и передал дирижабль капитану Хайнену, который уже на следующий день перегнал корабль французам в Мобёж. Нате, не обляпайтесь! Два ключевых борта: «Озеро» и «Звезду» Эккенер снова распорядился придержать – успеется, потянем резину ещё немного. Тянули до самого ноября, пока союзники не прислали аж целую ноту, в которой грозили вовсе конфисковать оба дирижабля. Рейх предупредил, что пободается с комиссией, но навряд ли успешно
– Чёрт с ними, – отмахнулся Хуго, – готовьте «девяностый» к отправке.
За летние рейсы конструкторское бюро решило, что «Боденское озеро» нужно модифицировать: удлинить, добавить двигатель и новые газовые камеры. К Рождеству LZ 90, по армейской табели о рангах числящийся полным тёзкой «Озера» как LZ 120, был переправлен в Рим. Над вторым «сто двадцатым» в ангарах велась доработка в течение следующих пяти месяцев. Но Леманн в этой драке уже не участвовал – он вновь предложил совету директоров вариант зарубежного партнёрства и вместе с Гансом Флеммингом отправился через океан, чтобы договориться о создании нового авиационного направления по маршруту Нью-Йорк – Чикаго. Теперь Эмме приходила корреспонденция всё чаще на английском, но благодаря практически свободному владению этим языком, она сразу переводила все деловые бумаги на родной. Телефонировал Эрнст редко, всё чаще по вечерам, когда в Америке только наступало утро. Давал распоряжения, запрашивал документацию, просил пересчитать полезную нагрузки при новых вводных. Эмме с ним работалось легко, как было в самом начале, когда она только-только перебралась на юг.