Когда я вернулась домой, я обкорнала волосы слева и поняла, что из зеркала на меня смотрят две совершенно разные женщины. Одна с длинными белыми локонами до середины спины. Вторая — с обрезанными у висков волосами и с лепкой лица как у красивого мужчины.
Кто.
Я.
Такая.
Я вернулась на занятия в Орегонский университет. Однажды на факультете художественного письма огромный, как рестлер, мужчина засмотрелся на мою неровную голову и врезался мне в плечо. Писатель, наверно. Кому есть дело до писателей? Точно не мне. Я пошла дальше. Но сердце в груди едва не раскололось.
Я никогда больше не видела Кизи. У него отказала печень — гепатит С. В 1997 году у него случился инсульт. А потом он заболел раком и умер. Но лично я считаю, что он утонул.
Есть множество способов утонуть.
III
ВЛАГА
СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО
МНЕ ШЕСТЬ.
Моя подруга Кэти в воде моя подруга Кристи в воде бассейн и теннисный клуб «Фантом» в Бельвю и каждый день лето каждый день в воде мы плаваем по утрам плаваем днем плаваем после обеда, плаваем вечером мы плаваем каждый день едим радужное мороженое шоколадное мороженое сливочное мороженое мы наворачиваем под водой круги задержи дыхание назад и вперед и снова назад три раза никаких мальчиков мы под водой очки для плавания смотрят друг на друга выдохни сядь на дно мы выныриваем с мели и выныриваем из глубины мы находим на самом дне монетки и смеемся и смеемся мы соревнуемся вечером мы соревнуемся и выигрываем и выигрываем золотые медали красивые голубые ленты мы ныряем со стартовых тумб мы летим в воздухе и входим в воду с восторгом плещущихся девочек.
МНЕ ВОСЕМЬ.
Моя сестра мое восхищение мой трепет комната сестры мир искусства мир музыки мир поэзии и сухие цветы акварельные покрывала и длинные огненные волосы.
МНЕ ДЕСЯТЬ.
Мы на каникулах в Салишене. Отец расслаблен, смотрит себе на Орегонский океан, а сигаретный дым вьется вокруг его головы. Мама что-то напевает. Мы с сестрой плаваем в курортном бассейне и смеемся, как дети других людей.
МНЕ ОДИННАДЦАТЬ.
Я играю на кларнете со своим другом Броуди мы отбиваем ногами размер три четверти в наших ртах мундштуки инструментов наши пальцы ведут что-то вроде учебной схватки, борьбой и музыкальным танцеванием наши колени наши жизни почти касаются друг друга.
МНЕ ТРИНАДЦАТЬ.
Семья моей подруги Кристи — моей лучшей подруги, моего мира — чудесным образом взяла меня с собой в поход: огромный трейлер «Виннебаго», ночь, маленький чердак над салоном, где мы устроились в спальных мешках, я смотрю, как она спит, кожа горит и зудит, я хочу писать, я кладу руки между ног, как маленькая возбужденная обезьянка, я засыпаю, я описываю штаны, я прячу свою пижаму в один из шкафчиков «Виннебаго» и слышу, как ее родители весь день спрашивают друг у друга: «Откуда пахнет рыбой?», и Кристи улыбается, и мы бегаем и играем с лягушками в водорослях, утопая по колено, в воде наших жизней.
МНЕ ПЯТНАДЦАТЬ.
В женской раздевалке после тренировки по плаванию — кожа и влага. Маленькие девочки носят свою юность в V-образных телах. Почти женщины бреют ноги. Место, где тела девочек и женщин, в тепле и пару, в безопасности, волосы распущены. Моя голова плавает, плавает. Я хочу остаться. Я хочу быть частью чего-то еще, помимо семьи.
БОЛЕЗНЬ КАК МЕТАФОРА
ПОЦЕЛОВАЛА ДЕВОЧКУ И ЗАСТАВИЛА СЕБЯ ПЛАКАТЬ[37]
.В одиннадцать лет я поцеловала Анни Ван Ливан и заразилась мононуклеозом. Моя кожа стала бледно-желтой, а синие вены на руках выглядели так, будто я прочертила их отцовским архитектурным маркером с фетровым кончиком. За первые полторы недели я потеряла четыре с половиной килограмма. Зрение размывалось. Во мне вообще не осталось спортивной силы — я удивлялась, куда она делась, почему я не в состоянии поднять свою руку? Что случилось с моими ногами? Я не могла подняться с кровати и стоять не падая. Не могла есть и ходить, не могла пойти в туалет, одеться или раздеться самостоятельно. Не могла принять ванну. Я не могла добраться до воды.
Мама в то время была на пике своей риэлторской карьеры. А отец решил попытать удачу как архитектор-фрилансер. Устроил офис по соседству с моей спальней — в бывшей комнате сестры. В той, где она жила до отъезда. Иначе говоря, именно отец был со мной дома. Четыре недели подряд.
Я пытаюсь придумать, как объяснить вам, что четыре недели могут превратиться в годы. Звучит как что-то невозможное, я знаю. Но так и было. Язык позволяет мне сказать, что дни удлинились, словно сами солнце с луной меня бросили. Повествование помогает добраться до сути вещей, поэтому я могу так сказать. Благодаря податливому пространству белой страницы.