В связи с этим обстоятельством 27 января, 24 февраля и 22 апреля 1960 года Москва направила в Токио аж целых три «Памятные записки»[733]
, в которых известило японскую сторону о том, что подписание этого договора «находится в противоречии с Совместной советско-японской декларацией», и в этой связи «обещание советского правительства о передаче Японии островов Хабомаи и Шикотана» выполнить просто невозможно. Более того, неуклюжая попытка японского правительства представить дело таким образом, что в ратифицированной «Совместной декларации стороны якобы договорились» дальше продолжить обсуждение территориального вопроса не соответствует действительности. Советское правительство решительно «отклоняет такое утверждение, поскольку подобной договорённости в действительности не было и не могло быть» в принципе. Совершенно надуманный «территориальный вопрос между СССР и Японией решён и закреплён соответствующими международными соглашениями».После этих событий советско-японские отношения практически сошли на нет, хотя временами казалось, что какая-то подвижка будет, в том числе и в деле заключения мирного договора, как это было в мае 1964 года, когда Японию во главе парламентской делегации посетил первый заместитель председателя Совета Министров СССР А. И. Микоян. Однако к тому времени Япония уже окончательно втянулась в пучину холодной войны и главным лозунгом всех японских реваншистов стал лозунг возврата северных территорий.
Как известно, после XX съезда в мировом коммунистическом движении возникли довольно большие разногласия, преодолению которых должно было послужить Совещание представителей рабочих и коммунистических партий, прошедшее в Москве 16–19 ноября 1957 года. Подготовка к этому совещанию, которое было сознательно приурочено к празднованию 40-летнего юбилея Великой Октябрьской социалистической революции, шла довольно трудно и напряжённо, о чём более чем зримо говорили многие события, в том числе и Московское совещание лидеров стран Восточного блока, прошедшее в июне 1956 года, поездка председателя Госсовета КНР Чжоу Эньлая по странам Восточной Европы в январе 1957 года, личная встреча маршала И.Б.Тито и Н.С.Хрущёва в Румынии в начале августа 1957 года и, наконец, рабочий вояж двух заведующих Отделами ЦК по связам с компартиям соцстран и капстран Юрия Владимировича Андропова и Бориса Николаевича Пономарёва в Белград в середине октября 1957 года[734]
.Основным камнем преткновения, о который и споткнулся Н.С.Хрущёв, стала его попытка соединить несоединимые вещи — «ревизионизм» И.Б.Тито и «сталинизм с китайской спецификой» Мао Цзэдуна, которые были к тому же добротно приправлены диаметрально противоположным отношением ко всему теоретическому наследию И.В. Сталина и практике строительства «сталинского социализма» в Советском Союзе и государствах Восточного блока. Неслучайно два ближайших соратника маршала И.Б.Тито Александр Ранкович и Эдвард Кардель, представлявшие Союз Коммунистов Югославии на этом представительном международном форуме, в категорической форме отказался принимать участие в т. н. «малом» совещании лидеров соцстран, которое прошло накануне «большого» совещания 14–16 ноября 1957 года, и подписывать его итоговую Декларацию.