Само же это совещание, которое тот же А.С. Стыкалин пытается представить как некую попытку реинкарнации Коминтерна или Коминформа, положило начало новой форме совместной работы просоветских политических структур, для участия в котором прибыли лидеры и делегации 64 коммунистических и рабочих партий со всех уголков мира, в том числе признанные руководители крупнейших европейских компартий Италии, Франции и Испании Пальмиро Тольятти, Морис Торез и Долорес Ибаррури. Но даже среди этих титанов самой яркой фигурой стал, безусловно, вождь КПК Мао Цзэдун, для которого это был уже второй, но, как оказалось, и последний визит в Москву. На удивление все выступления, как и довольно острая дискуссия, разгоревшаяся в Кремле, никак не освещались в советской партийной печати. Только после окончания работы совещания в центральных органах партии были опубликованы два документа, вышедшие из аппаратов Ю.В.Андропова и Б.Н.Пономарёва: Декларация совещания представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран и Манифест мира. В первом итоговом документе одобрялись все решения XX съезда, говорилось об общих закономерностях процесса вызревания пролетарской революции как непременного условия крушения капитализма, но тут же подтверждался новый тезис о многообразии форм движения к социализму, громогласно говорилось о творческом развитии идей марксизма-ленинизма и одновременно громились «оппортунизм», «ревизионизм» и «догматизм» как крайне опасные и недопустимые явления в рабочем и коммунистическом движении и т. д. Во втором документе участники совещания, указав на очевидный рост очень агрессивной политики ведущих империалистических держав во главе с США, призвали все народы мира к бдительности и «к самым активным и консолидированным действиям против поджигателей войны».
Вместе с тем было хорошо известно, что на этом совещании председатель Мао, поддержанный лидерами ряда компартий, прежде всего КНДР, Албании и Индонезии Ким Ир Сеном, Энвером Ходжей и Дипой Айдитом, довольно открыто критиковал хрущёвский «ревизионизм» и призывал лидеров других компартий не бояться «третьей мировой войны», которая навсегда покончит с мировым империализмом. Однако Н.С.Хрущёву всё же удалось протащить в итоговые документы все советские тезисы, а китайцы, желая сохранить существующий миф о единстве всего социалистического лагеря и мирового коммунистического и рабочего движения, все же согласились подписать заключительную Декларацию, со многими пунктами которой они были не согласны в принципе, особенно что касалось критики «сталинского культа».
Тем временем уже в начале 1958 года в самом Китае начался пресловутый «большой скачок», который в устах всех доморощенных и иноземных либералов якобы копировал довоенный сталинский курс, что, конечно, было далеко не так. Тем не менее советское политическое руководство, прежде всего Н.С.Хрущёв, крайне скептически и с немалым опасением отнеслось к новому политико-экономическому курсу пекинского руководства, опасаясь, что он неизбежно приведёт великого восточного соседа к экономической нестабильности, массовым политическим репрессиям и осложнению общей ситуации в Дальневосточном регионе. Тем более что именно тогда, весной 1958 года, крайне обострились отношения между КНР и гоминьдановским Тайванем, что реально угрожало появлением нового и крайне опасного очага международной напряжённости.
Между тем в условиях очередного ближневосточного кризиса, вспыхнувшего летом 1958 года, Н.С.Хрущёв в сопровождении министра обороны маршала Р.Я. Малиновского и своего нового помощника по международным делам О.А. Трояновского совершил незапланированный рабочий визит в Пекин, где провёл несколько закрытых встреч со всем руководством КНР. Значительно позднее стало известно, что в этих переговорах, прошедших 31 июля — 3 августа 1958 года, принимали участие сам председатель ЦК КПК Мао Цзэдун, премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай, министр обороны маршал Пэн Дэхуай и министр иностранных дел Чень И[735]
.