Естественно, советское руководство расценило это решение Бонна как шаг к ядерному вооружению Западной Германии, и в мае 1958 года в Москве состоялось совещание стран-участниц ОВД, на котором была согласована тактика действий в германском вопросе. Уже в июле 1958 года руководство ГДР выступило с предложением о заключении мирного договора с ФРГ, полностью выдержанном в русле советской идеи об отказе обоих германских государств от обладания ядерным оружием. Но западные державы, расценив это предложение как проявление «слабости Москвы», никак не отреагировали на него. Тогда было решено идти другим путём, и в начале сентября 1958 года Берлин направил лидерам четырёх держав ноту с предложением о создании совместной комиссии из представителей Западной и Восточной Германии для подготовки мирного договора. Через две недели аналогичную ноту в Лондон, Париж и Вашингтон направила и советская сторона. Однако никакого ответа вновь не последовало. Н.С.Хрущёв, для которого тогда, как свидетельствует его помощник О.А. Трояновский[747]
, сама идея мирного сосуществования превратилась в «идею фикс», был просто вне себя от бешенства, тем более что над ним буквально стала «витать тень Молотова» и звучать постоянные укоры в сдаче советских позиций по всем фронтам. Особенно после визита Сайруса Итона — американского мультимиллионера, одного из лидеров кливлендской финансовой группы и основателей Пагуошского движения, с которым Н.С.Хрущёв встречался в Москве в сентябре 1958 года.Между тем уже 7 ноября 1958 года, несколько оправившись от своей тяжёлой болезни, Дж. Даллес всё-таки отреагировал на советскую ноту и публично подтвердил всю решимость США отстаивать свои права в Западном Берлине, «если потребуется, то и военной силой». В этой ситуации 10 ноября 1958 года, выступая в Москве на торжественном заседании Общества советско-польской дружбы, Н.С.Хрущёв прямо заявил, что западные державы должны отказаться от своих оккупационных прав в Западном Берлине, в противном случае СССР в одностороннем порядке передаст аналогичные права правительству ГДР, включая контроль за всеми коммуникациями с Западным Берлином. При этом он особо подчеркнул, что Москва будет рассматривать любую силовую акцию или провокацию против ГДР как прямое нападение на Советский Союз[748]
. В ответ на это заявление канцлер К. Аденауэр без консультаций с другими западными лидерами уже 12 ноября 1958 года предупредил Москву о реальной опасности нарушения любого соглашения по «четырёхстороннему статусу» Берлина.Одновременно глава ГРУ генерал-полковник М.А.Шалин и советский посол в ГДР Г.М. Пушкин тоже доложили в ЦК, что такое нарушение прав западных держав в Берлине чревато «риском эскалации кризиса» и ответными военными контрмерами с их стороны. И действительно, как свидетельствуют документы[749]
, главком объединённых Вооружённых сил НАТО в Европе бригадный генерал Л. Норстад был уже готов применить «минимальную силу» в случае обострения конфликта, а начальник штаба сухопутных войск США генерал-майор М.Тейлор вплотную занялся разработкой плана чрезвычайных действий на случай обороны Берлина обычными (неядерными) средствами.Но Н.С.Хрущёв уже вошёл в раж, и 27 ноября 1958 года советское правительство направило правительствам США, Великобритании и Франции очень жёсткую ноту, в которой содержалось требование в течение шести месяцев, то есть до конца мая 1959 года, заключить мирный договор с ГДР и де-юре признать второе германское государство. В противном случае советское руководство грозилось подписать отдельный мирный договор с ГДР и переложить на берлинское правительство полную ответственность за обеспечение особого статуса всего Берлина и гарантий доступа западных держав в западную часть города.