Хрустальное яблоко. Книга 3

   - Ричард Толливер, - представился он, - а это моя сестра Марджери.

   - Очень приятно, - всё ещё непонимающе кивнула мама. Я вклинился:

   - Ма, они у нас будут жить.

   Тут подоспел дед. Он вошёл с улицы - наверное, возился в саду - и сразу на всех прикрикнул. На "баб" - чтобы не стояли, как памятники первопроходцам, а занялись девочкой и ужином. На меня - для порядка. На Ричарда - чтобы отдал сестру. Он и отдал, успокаивающе сказав на родном языке заозиравшейся девочке:

   - Марджи, это хорошие люди.

   - Мы будем тут жить? - спросила девочка, которую взяла мама, всё ещё стараясь отстраниться от неё - поближе к брату. Дик помедлил, опустил глаза, поднял их... и тут мама наконец-то включилась:

   - Конечно, будете жить тут, - сказала она. - Я тётя Ира, и я о тебе позабочусь, пока не придёт твоя мама.

   - Мама не придёт, - серьёзно и спокойно ответила Мардж, тем не менее обвивая мамину шею (мои сестрёнки зашушукались сердито, и я показал им кулак) руками - тонкими и грязными. - Маму убили Чужие, тётя.

   Английский мальчишка закрыл лицо руками и содрогнулся - длинно, сухо. Потом опустил руки, начал зачем-то расстёгивать куртку - и мы с дедом изумлённо подались вперёд, не веря своим глазам.

   Под курткой вокруг тела Ричарда было плотно обмотано пропотевшее, помятое, грязное, но хорошо узнаваемое знамя - белое полотнище с алым Крестом Георгия. Знамя Англо-Саксонской Империи. По верхнему краю его, под тёмными то ли от времени, то ли от грязи золотыми кистями шла надпись -

Bright's Light Riflemen

   ...Мы с Диком улеглись на одной кровати - просто не было свободных. Он ни о чём не спрашивал, вообще не говорил ничего, хотя комнату оглядел внимательно, только когда я сказал, что завтра сколочу топчан, тихо ответил:

   - Я сам. Я умею, ты только покажи мне, где у вас инструменты и материал. Меня дед научил. Он был хороший плотник.

   Он вставлял в сказанное по-русски английские слова, но я хорошо понимал английский. Мне было не по себе. Английскому мальчишке пришлось в пору всё моё, он и сейчас лёг в моих трусах... но когда я помогал ему найти одежду после душа, то увидел на теле Ричарда - бабушка обработала - следы свежих, ещё только начавших подживать, ран. На правом бедре и на правом боку. Мне хотелось спросить, откуда это и от чего, но я просто не посмел.

   Мы лежали и не спали. Снаружи было темно, только вдали что-то шумело - я сам не мог понять, что. И, кажется, уже начал засыпать, когда голос Дика меня выдернул в мою комнату:

   - Ты меня у себя поселил, а я - я предатель. Я бросил в бою своего командира и убежал.

   Я привстал на локте и чуть не грохнулся с кровати - она была односпальная. Англичанин лежал и смотрел в потолок - глаза поблёскивали, и я понял, что это слёзы.

   - Ты же знамя полка спас, - сказал я недоверчиво. Дик скривил губы:

   - Ну спас. Знамя спас, а командира бросил.

   - Расскажи, - потребовал я, и Дик резко сел. Подтянул колени к подбородку и опустил на них голову - так, что я видел только его макушку и не видел - глаз.

   - Ну слушай... - глухо произнёс он...

* * *

   ...Что мы сейчас защищаем?

   Я не знаю.

   Я не знаю, есть ли у нас соседи слева и справа. Я даже не знаю, сколько у меня осталось людей. Возможно, я один сижу в этом подвале и жду новой атаки. Будет ли она последней? Этого я не знаю тоже.

   Я знаю только, что, пока мы сидим здесь, шаттлы, может быть, ещё продолжают улетать.

   Я знаю так же, что, если мы уйдём, то они точно перестанут улетать.

   Я отдаю свою жизнь - и с ясностью это понимаю, что нам не выбраться отсюда живыми - за то, чтобы продолжали улетать шаттлы, за Императора, за наш Брайт, за то, что я - землянин и англосакс. Я богатый человек. Есть столько вещей, за которые я умираю.

   Если наши когда-нибудь найдут эти записки, пусть знают - мы не отступили живые и не отступим мёртвые. Если же эти строки читает враг - пусть посмеет сказать, что мы не верили...

   ...Человек откладывает ручку и сидит над листами бумаги.