Хрустальные осколки

Эни пробирался сквозь надоедливый туман, как через колючие ветки, отчаянно разыскивая взглядом сияющую фигуру матери, но встречал лишь пустоту и серые очертания покойников. И когда поиски не увенчались успехом, путник стал взывать к ней потерявшимся в толпе ребенком, так громко, как умел:

– Мама! Мама! Это я, Эниан, твой сын!

И вдруг замогильный вой перерос в перешептывания. Плотная стена начала рассеиваться.

– Госпожа! Госпожа! – голосили души.

– Мама, мама, это я! Мама, где ты? – продолжал звать Эни, не позволяя надежде покинуть разбитое сердце.

И пелена расступилась. Перед ним предстала скрюченная от беспощадного потока времени старушка, закутанная в грязную мантию. Седые волосы спадали на узкие плечи высохшими реками, тонкими и безжизненными, а сморщенные пальцы сжимали изящную маленькую арфу.

– Мама! – повторил Эни. И тогда губы на ее иссеченном морщинами лице скривились в подобии улыбки. Слезы хлынули из по-детски больших глаз, разоблачив под человеческим обличьем небесную царевну. Эни обнял ее крепко и не заметил, как выпрямилась спина матери, разгладилась и порозовела кожа. А нити волос утолщились и завились, превратившись в роскошные локоны. Она дотронулась свободной рукой до его хрустальной сережки, и Эни всмотрелся в родное лицо, словно в собственное отражение. Настолько они были похожи – мать и сын. Он выглядел ее мужественной копией, половиной, отделившейся от плоти.

– Мама, – прошептал Эни, нежно касаясь ее серебристых локонов, вдыхая родной запах мирры. – Мама, прости, что не явился раньше. Я жил в неведении. Я так невежественен, мама!

– Мой мальчик, мой прекрасный сынок, не кори себя. Всему свое время, милый. Всему свое время.

– Но ты здесь как в плену, а эти души…

Ее теплая ладонь легла ему на лицо. Влажные от слез фиалковые глаза смотрели с небывалой нежностью. И тогда Эни сдался великой силе материнской любви и признался:

– Мне так не хватало тебя.

Амала мягко улыбнулась, и ледяной принц растаял окончательно.

– А мне тебя. И Дэйви, – ласково молвила она. – Вы же вдвоем пришли ко мне?

«Дэйви», – вонзилось в дрожащее сердце уже чужое имя. Эни помрачнел, не зная, что ответить. Огорчать родную душу не хотелось. Эни сглотнул и виновато посмотрел на мать:

– Я-я один пришел.

– Но как же? Почему без Дэйви? Вы ведь не поругались, нет? – обеспокоенно спросила она, отстраняясь. Мерцание ее небесной кожи меркло, красота увядала на глазах от тоски по второму сыну. Она напоминала белоснежную розу, чьи бархатные лепестки засыхали.

Правда прозвучала бы губительно для матери. Эни окаменел от неловкости. Хватило сил лишь солгать и пообещать:

– Он должен прийти сюда следом, мама. Он тоже очень ждал встречи с тобой.

Так и случилось. Он появился внезапно в белом одеянии, подобно первому снегу, сливаясь с туманом. Только пряди волос выдавали его, стекая по плечам кровавым водопадом.

– Здравствуй, мама! – поприветствовал Дэвиан и почтительно поклонился, о чем Эни вовсе не додумался.

И тогда она засияла яркой звездой, заметно похорошела и бросилась ко второму сыну. Дэвиан прижал мать к себе, как обнимал прежде Эни. Тот стоял отрешенно, не узнавая брата.

«Притворяется перед матушкой? Выделывается? Но темную натуру он не спрячет, не сумеет».

Тем временем Амала гладила красные волосы сына и улыбалась, пока тот изучал музыкальный инструмент в ее руках. Она выглядела счастливой, а глаза блестели от любви. И тогда Эни осознал, что вовсе не умеет любить. Сердце матери столь велико, что принимало и притаившееся под мантией чудовище. Ее внешняя красота росла, как и внутренняя. Восхищение ею наполнило Эни.

Вскоре туман полностью рассеялся, заставив души спрятаться за скалами. Дэвиан мягко отстранился от матери и подмигнул Эни, сделав шаг в его сторону. Тот не разглядел в мимике предателя ничего дружелюбного. Но как бы Эни ни обижался, Дэвиан оставался родной кровью. И очередное выяснение отношений огорчило бы мать сильнее, чего Эни не мог допустить. Оставалось смириться и выдавливать из себя подобающую послушному сыну теплоту. И пока он стоял столбом, сжав губы, Дэвиан подоспел к нему и похлопал по плечу:

– Эни, роднуля!

– Рад тебя видеть, брат, – покривил душой близнец, продолжая наблюдать за матерью. Та присела в струящемся платье, настраивая арфу. На лице играла легкая улыбка, пока тонкие пальцы перебирали струны. И полилась нежная музыка, ласкающая слух. Амала светилась ярче солнца, напевая хрустальное подобие колыбельной.

Ритуал спасения душ скоро начнется. Эни предвкушал исполнение волшебной песни, что положит конец чужим страданиям и разрушит барьер. Как он вернется к Лукиану и оба начнут обдумывать поиски Маттиаса. Но хрипловатый голос брата распугал стаю мыслей.

– Посмотри, как она счастлива. Как она рада нас видеть, – указал кивком Дэвиан. – Она любит нас.

Эни молчал, улыбаясь через силу, но близнец продолжал: