Хрустальные осколки

– Господин приютил у себя выпавшего из гнезда птенчика. И растил на убой для себя, – вздохнула кудрявая незнакомка, постучав вилкой по пустой тарелке.

– Это нечестно со стороны господина. Он всегда получает все самое лучшее, а мы едим одних змей и скорпионов! Я уже не могу переваривать эти клешни! Так соскучилась по нежному мясу! – жаловалась Ласт.

– Мясо, мясо! – рычал огромный брюнет.

Ножи зазвенели. Эни ощущал себя отбившимся от стада ягненком. Черные волки загнали его в ловушку и вот-вот разорвут. Не таким он представлял свой последний вдох.

– Но мы поймали тебя, а значит, ты наш! И мы наконец-то вкусно поедим! Мы заслужили пир! – радовалась Ласт.

– Пир! Пир! Пир! – скандировали огненные твари.

– Вы не сможете! Не посмеете! – цеплялся он криком за последнюю ниточку жизни.

– Кэнди, ты как будешь? Жареным или сырым? Или среднюю прожарку?

– Я буду с кровью.

– Нет! Пожалуйста, нет! Нет!

Но внезапно вспыхнувшее пламя поглотило рубашку и брюки, пробуждая самые жуткие из покрытых пылью воспоминаний. Повторялся тот день, который Эни всеми силами пытался забыть…

Это произошло двести лет назад. Эни прятался среди людей под чужим именем и блестяще справлялся с обязанностями небесного слуги. Он очищал городские улицы не только молитвами, но и метлой. Эни не брезгал убирать лошадиный навоз и другую грязь с мощеных дорог. А ночевал он на чердаке ближайшего трактира и ни в коем случае не оставался на улице после захода солнца. Считалось, что с наступлением темноты сбежавшие из Ада заявят о себе и нападут на беззащитных людей и небесных слуг.

В один день чистильщик соседней улицы скончался от лихорадки. Эни тихонько напевал молитву за несчастного старика, крепко сжимая метлу. Вскоре мимо проехала очередная повозка, и едкий запах ударил в ноздри. Эни вздохнул, выметая навоз из зазоров между камней. Солнце успело спрятаться за горизонтом, раздавая последние алые лучи. Юноша принялся убирать соседнюю улицу. Справившись наконец с пылью и грязью, Эни устало вытер капли пота со лба. Небо к тому времени окрасилось в темно-лиловый, и пора было возвращаться в трактир. Эни развернулся, как вдруг его остановил женский плач.

– Помогите! – вопила женщина. Чужие крики зазвучали ярче и отчетливее, заставив мягкое сердце сжаться. – Мое тело! Он изуродовал мое тело! – плакала она.

Эни задрожал. Он упал на колени и схватился за голову. Вопли будто пробивали в ней дыру. А перед глазами замелькали картинки, словно душа делилась своими воспоминаниями: пышные юбки, звонкий девичий смех. Вот высокий брюнет любезничает и обнимает красавицу за талию в конце темной улицы. И внезапно острые когти впиваются ей в шею. Жертва умоляет о пощаде, но насильник не слышит и последним ударом заглушает женские крики. Тишина. Остаются только забрызганные кровью стены и растерзанные тела.

Эни пришел в себя и прикрыл рот ладонью. Не хотелось загрязнять дорогу собственной рвотой. Он мужественно сделал пару вдохов и обратился к душам:

– Как мне вам помочь?

– Помогите! – продолжали кричать жертвы.

Эни прикрыл глаза и сложил ладони на груди. Он мог дать несчастным только молитву и тихо запел:

– Пусть песнь моя уймет вашу боль, и обретете вы на Небесах покой.

Слезы скатились по щеке, и Эни представил изувеченные тела из видения в окружении света. С повтором молитвы сияние начало разрастаться. Оно накрыло мощеную дорогу и кирпичные стены ближайших домов. Крики жертв постепенно стихали, растворяясь в заполняющем улицу свечении. И вот перед Эни уже парили пять белоснежных шаров. Это были те самые души, что не могли найти покой.

– Теперь вы свободны! – радовался Эни.

– Кто дал вам право, Октавиан! – вдруг раздался за спиной знакомый голос. Эни вздрогнул. Он обернулся и встретился взглядом с рассерженным Адонием. Тот нахмурился, сжав губы в тонкую линию.

– Мое почтение, наставник Адоний, – склонил голову Эни.

– Кто дал вам право молиться за грешниц! Это блудницы, падшие души! Они не заслуживают покоя!

– Прошу меня простить, я не знал, – пытался выкрутиться Эни. Щеки запылали от стыда. Он все же успел нарушить два правила Кодекса небесных слуг пути милосердия: не молиться на людях после захода солнца и не молиться за души, оскверненные грехом.

– Тот, кто оказывает помощь падшим, сам является падшим, помните об этом, Октавиан! Еще одна оплошность, и я буду вынужден освободить вас от службы.

– Я… я больше не смею вас расстраивать, наставник.

Адоний схватил его за руку и довел до двери трактира.

– И никаких ночных прогулок, если вам дорога жизнь! А теперь идите и читайте семьсот семьдесят семь раз наставление «Падшие души покоя не заслуживают», пока не уснете!

Последующие дни выдались дождливыми. Эни отсиживался в трактире, пока не поступили жалобы от местных богачей на невыносимо грязные дороги. Дамы заходились в истерике из-за испачканных подолов их дорогих юбок. Эни глубоко вздохнул и вышел убирать улицу. Лошадиный навоз смешался с дождевой водой. Эни провозился с метлой дотемна, снова забыв про Кодекс небесных слуг пути милосердия.