Хрустальный мальчик

Дед, задумчиво полировавший какую-то деревянную заготовку, подпрыгнул в глубоком кресле, и пальцы его расслабились. Деревяшка шлёпнулась ему на колени, а затем стремительно с них соскользнула и обрушилась на пол с глухим стуком. Анна сидела напротив него, не мигая, сложив руки на коленях и выпрямив спину. Анна была очень бледна. За весь сегодняшний день она ни разу не вымолвила ни единого слова, и с дедом она не сталкивалась: всё сидела в своей комнате, подперев изнутри дверь, и смотрела в стену, успокаивая дыхание. Лишь под вечер вышла она в комнаты и уселась напротив деда с чашкой горячего чая в руках.

– Кто это тебе про колдунью рассказал? – хмуро осведомился дед. Не было слышно ни радости, ни даже интереса в голосе его – только настороженность, словно у зверя, в угол загнанного.

Анна смотрела в пол ничего не выражающими глазами.

– Кто тебе об этом рассказал? – властно повторил дед.

Анна дёрнула ногой, чиркнула кончиком тапочка по полу.

– Да так, – буркнула она, – я просто спрашиваю.

– Просто так о таком не спрашивают, – на лбу деда появились обеспокоенные морщинки, – не праздное любопытство толкает подобные вещи выспрашивать. У нас в городе эту историю все местные знают, но чтобы обсуждать её с кем – это нет, это мы никогда не делаем. Очень это тёмное и странное дело было, даже для нас странное.

Анна в выжидании смотрела на него и не моргала. Дед устало вздохнул, прокашлялся и коротко сказал:

– Это лет сто назад случилось, а, может, поболее того, точно тебе не скажу, только знаю, что это всё и взаправду произошло, не байка какая-нибудь глупая. Была у нас в селе – тогда это ещё село было, – одна прехорошенькая девушка. Всем она была хороша: и умная, и из себя ладная, и на лицо миленькая, и волосы такие прелестные, густые, чёрные, что часами можешь на них только любоваться, и голос сладкий, как у русалки, когда она глупых жертв к себе на смерть завлекает. Только одно в неё было ужасно – это её чёрное сердце. Никого на свете она не любила больше, чем себя. Именно таких людей зачастую и не касается рок, но, если и настигает их наказание, оно всегда ужасно. И наказание явилось за нею однажды, когда гуляла она одна по лесу. Влюбилась хорошенькая девушка в безвестного духа лесного, влюбилась со всей силой, на какую была способна. Только вот духу не нужна была её любовь. Бродила она за ним, умоляла выслушать и пожалеть, но глух оставался он ко всем её отчаянным просьбам. Прекрасная девушка стала уродливой затворницей, и собственный дом вскорости ей опротивел. В одну ненастную зимнюю ночь сбежала она из своей же спальни, окно выбив кулаком, и босая, в одной ночной рубашке в лес умчалась.

Долго искали её всей деревней. Подумали, наконец, что умерла она, а метель все следы её скрыла, так что и не представляли ни мужики, ни бабы, где её можно искать. И так несколько лет прошло, покуда однажды старый грибник, на охоте будучи, не заплутал: духи его запутали, или сам он по дряхлости лет сошёл с нужной тропки, не знаю, да только набрёл он на глубокое топкое болото, где жили лишь комары да унылые лягушки. На берегу болота огромная хижина стояла, а в хижине сидела женщина. Пусть и растрёпанная она была, и чумазая, и ногти у неё стали как когти, признал в ней грибник ту самую высокомерную красавицу с чёрным сердцем. Пила она кровь лягушачью да комаров языком длинным ловила, а пила она болотную воду, в которой травы всякие дикие да жидкую грязь топила. Всё пыталась она найти такое средство, чтобы расположить к себе любимого духа, и собственный ум затуманенный подсказал: отбирать цветущую юность у других девушек, их невинной кровью разбавлять своё зелье, чтобы однажды дух учуял запах чужих добродетелей и преклонил свой слух к её молитвам.

Многих девушек она так замучила. Наконец, не осталось больше у жителей деревни терпения; взметнули они вверх вилы, зажгли факелы и войной на болотную ведьму пошли. Как бушевал лес в тот день! Мужчины гнались за нею, как за дичью, но ловкая она была: от всякого удара ускользала, избегала его, словно в танце, и всё дальше убегала от своих преследователей. Мужики уже совсем озверели, окружили её да со всех сторон подпалили, в кругу замкнув.

И, когда пламя всю её обхватило, поняли они, что за глупость сами же и сотворили. Да только огонь уже взревел, как безумный, и не только ведьму пожрал, а и на наш безвинный лес, на нашего кормильца и помощника, набросился. Никак не удавалось остановить яростную пляску этого убийственного жара. Люди один за другим выбегали из чадящего леса, и много их тогда осталось внутри: все они сгорели, да так, что даже костей от них не осталось. Горел наш величественный и могучий лес, как спичка, и женщины ревели, как малые дети, а мужчины с окровавленными руками молились, да всё тщетно.