Хрустальный мальчик

Анна бестолково вертелась между мужчинами. Мария обнималась с отцом и смеялась так, словно больше ей никогда в жизни не довелось бы порадоваться, и отец всё ерошил ей волосы, поворачивал лицо то правой, то левой щекой к себе и удивленно бормотал:

– Машка… Машка, вымахала, ну и вымахала, чистейшая женщина!

Анна похлопала ресницами и раскинула руки. В кончиках пальцев её угнездились ледяные иглы.

– А как же… как же я? – тихо спросила она.

Никто ей не ответил. Отец продолжал вертеть Марию из одной стороны в другую и радостно восклицать охрипшим от счастья голосом, а дед уже вовсю похлопывал жениха Марии то по плечу, то по карманам летнего пиджака, и всё спрашивал, спрашивал и спрашивал… через пару минут жених Марии разговорился, через пятнадцать (Анна засекла по своим наручным часам) они с дедом стали лучшими друзьями: разделили на двоих блок толстых вонючих сигарет, отошли к поленнице и уселись там, закинув ногу на ногу и весело о чём-то разговаривая. Когда же жених Марии вынул из кармана две трубки и одну предложил деду, последние остатки ледяной стены между ними были сокрушены.

Анна виновато и растерянно смотрела в землю, и та кружилась под нею, словно обезумевшая юла.

– Неужели… я тут никому не нужна?

Отец поудобнее перехватил Марию под локоть и торжественно повёл к дому. Анна видела быстро мелькнувшее в окне смазанное розово-белое пятно. Пятно помаячило вдалеке с мгновение, а затем резво устремилось вперёд и прильнуло к стеклу. Ясно видела Анна: это её мать, скукожившаяся от гнева, алая от зависти, прильнула к окну и еле шевелит губами, очевидно, снова насылая на голову Марии всевозможные проклятья.

Анна медленно опустилась на землю. Ласковая тень надёжно укрыла её.

– Неужели… совсем никому, кроме него? – тихо спросила она саму себя, и тут на голову ей опустилась мягкая женская рука.

Улыбающаяся Мария стояла над ней, как будто совсем не помнила прошлого, и совсем рядом с нею был отец – тоже улыбающийся. Мария присела рядом с Анной на корточки и обе руки положила ей на плечи.

– Чего приуныла? – тихо спросила она, будто боясь потревожить. – Чего ни с кем не разговариваешь?

– Да вы сами про меня забыли, – буркнула Анна, – а я тоже… я тоже ведь… здесь!

Глаза Марии омрачились: кому, как не ей, было понятно и близко это давящее тёмное чувство?

– И я тебя вижу, – сказала она и подняла Анну на ноги. – Идём со мной.

Фата из снега

Мария не жила с отцом и Анной в одном доме.

Мария оказалась не такой уж и глупой, как о ней все думали: она вовремя сообразила, что никто не ждёт её тут, что её появление никому не приносит радости, даже тем из родственников, кто действительно любил её и желал добра. Не могли они не почувствовать усталую злобу, когда мать Анны не прекращала кричать и закатывать истерики, плакать, жаловаться на несуществующие болезни и требовать, чтобы раздражающая её Мария, наконец, исчезла. Мария не навязывалась: стоило мачехе высунуть нос из комнаты и с умным видом заявить, что места для влюблённой пары у них не хватит, как Мария тотчас начала неловко смеяться, вскидывать ладони кверху и пятиться.

– О, не беспокойтесь, – мямлила она, совсем как в прошлом, и почему-то обращалась к красной от злобы и зависти матери Анны на редкость уважительно, – я вас стеснять не буду… мы вообще поживём в гостинице, там очень миленькие комнаты!

Мать Анны с торжествующим видом скрестила руки под грудью. Она имела вид человека, одержавшего победу в трудной неравной схватке.

– Да, да, – подпела она сладеньким голосом, – миленькие комнаты, как раз для таких, как вы. Поезжайте и живите там, в мой дом…

Дед попытался было перебить её, но она возвысила голос так, что у всех затрещало в ушах, и возражения отпали сами собой.

– В мой дом носу совать нечего, – упрямо и зло заявила мать Анны и поджала губы. – Давайте-давайте, поезжайте.

Но Мария с женихом сразу не уехали. Дед и отец вытащили из своего мужского сарая огромный раскладной стол и расставили его прямо во дворе, откуда-то добыли скатерть – немного помятую, но всё же красивую, и послали Анну за тарелками и кружками. Мария с женихом тем временем вовсю выгружали из машины бесчисленные пакеты лакомств, которые они привезли с собой.

Мать Анны сурово встала в дверях, словно отчаянный часовой.

– Не пущу, – хмуро буркнула она, взглянув на дочь как на врага.

– Ну мама, – Анна сделала жалобные глаза – это всегда срабатывало, но на сей раз мать, удивительно, устояла.

– Не пущу, – тихо повторила она, – нечего этой Машке в нашем доме делать. Пускай себе едет куда хочет. Я-то знаю, что у неё на уме: своего дома нет, так надо отцу с дедом головы задурить и хоть эту халупу отнять; они же мужчины, ровно дети, не понимают ничего… вот она их очарует, напоёт им в уши всякие глупости (а они и слушать рады, ослы эдакие!), сунет бумажку, вторую, третью… и где вы все потом окажетесь? Если б не я, где б вы уже все сейчас прямо и были? – вдруг вскрикнула мать и воздела кулаки.