Волновался лес, а особенно – могучее древнее дерево, за чьими корнями Землерой присматривал. Ветер трепал и путал шикарную крепкую листву, и земля стонала и корчилась. Казалось, будто кора стонет и шепчет какие-то страшные предупреждения, спускает их, будто кораблики – на воду. Анна прикрыла лицо рукой и нерешительно переступила с ноги на ногу. Ни Землероя, ни кого бы то ни было из других духов, чьи тени порой скользили кругом неё во время их игр, не заметила она. Анна подняла голову и крикнула:
– Землерой!
Ветер разметал по всему лесу эхо её призыва. Анна завертела головой, прислушиваясь: эхо коварным было, любило приврать, и оно путало её, не позволяло понять, отзывается ли ей кто-нибудь сейчас, кроме неё самой.
– Землерой! – снова крикнула Анна, и эхо не успело теперь раскатиться и начать шалить, потому что ей ответили.
– Ну, вот он я, – спокойно отозвался юношеский голос у неё за спиной.
Анна обернулась быстро: поворачиваясь, она даже успела увидеть, как вихрь сорванных зелёных листьев принимает форму человеческого тела, сгущается, темнеет, как вместо этих самых листьев появляется Землерой. Анна тотчас протянула ему руку.
– Пришёл наконец! А я зову, ты не откликаешься!
– Занят был, – коротко сообщил Землерой и уселся между выступающих древесных корней. – Что с тобой такое? У тебя и волосы растрёпаны, и щёки горят.
– Со двора сбежала, – честно призналась Анна, присаживаясь рядом. – И не одна, с кусочком торта, специально для тебя взяла. На, ешь.
Землерой заинтересованно повернул к ней голову.
– Зачем?
– Затем, что угощают, – фыркнула Анна, – какой интересный! Другой на твоём месте сказал бы «спасибо»…
– Спасибо, – Землерой вынул у неё из рук помятый кусок торта. Без всякого интереса вертел он его в руках, будто и не знал, как укусить и надо ли это делать. – Но только я не о том тебя спрашивал, Анна. Ты чего со двора сбежала? Смотри, правду отвечай!
– Довели, – коротко пояснила она, – сначала вроде бы ничего всё шло, а потом, как они накатили, как на них накатило… – Анна тяжело вздохнула. – И вот ни в жизнь не подумала бы, что, чёрт побери…
Землерой дёрнулся. Мягко и медленно он коснулся пальцем её губ, решительно смыкая их так, чтобы не получилось произнести ни слова. Ветви дерева возмущённо зашумели у него над головой, листва ослепляющим изумрудным водопадом посыпалась с них. Анна нервными быстрыми движениями стала выгребать листья из волос, но их становилось лишь больше. Серебристо-серые грустные глаза Землероя вдруг сверкнули совсем рядом.
– Не надо тут так выражаться, – тихо сказал он и убрал палец с её губ. Анна подалась вперёд и тут же отстранилась, как будто кто-то толкнул её в грудь. Весь её пыл угас.
– Ну и вот, – она подобрала под себя ноги и задумчиво стала вертеть между пальцев опавший юный лист, – пожалуйста, со своей свадьбой ко мне пристают. Я понимаю, конечно, что они не всерьёз, но, когда тебя за чужого сватают, всё равно… гадко, – она мельком глянула на Землероя и вздохнула. – Хотя кому я об этом рассказываю? У вас ведь свадеб не играют.
Землерой кивнул и отодвинулся.
– Да, но всё-таки я… я тебя немного понимаю, кажется.
– Что ты можешь понимать? – буркнула Анна. – Тебя-то ни замуж не выдадут, ни просватают никогда.
– Я понимаю вот что, – сказал Землерой, – красоту свадеб человеческих, когда они играются по любви. Знаешь, раньше, когда люди лучше лес знали и умели с ним разговаривать, ни один сезон без свадьбы на опушке не обходился. Я и многие другие духи лесные выходили на шум и сидели, смотрели на эту безудержную радость, пили её, как нектар благословенный, до самого дна, до последней капельки… – Землерой вздохнул. – Только слишком много было там глупостей хмельных и неправедных дел, так что, пусть свадьба и была яркая, и шумная, и весёлая, всё-таки не приносила она мне настоящего счастья. И только одна попалась удивительная, непохожая на остальные, где совсем ничегошеньки не было такого, что гневило и позорило бы лес. А сыграли её, когда я ещё вовсе несмышлёныш был и по глупости чуть было из лесу не вышел.
Анна резко наклонилась вперёд и схватила его за руку, стиснула изо всех сил, но Землерой не перевёл на неё своего заинтересованного спокойного взора. Казалось, что облака над ним для него куда важнее и интереснее.