Хрустальный мальчик

В этом мать Анны всё-таки была права: Анна действительно не умела организовывать своё время. Ей пришлось немало потрудиться, чтобы хотя бы составить для себя расписание внеурочных занятий и при этом не исключить из собственной жизни Землероя. Слишком коротки и редки стали их встречи. Когда Анна увиделась с ним зимой, предшествовавшей семнадцатилетию, лес был унылым и глухо молчал, а у Землероя совсем потухли глаза.

– Совсем редко стала заглядывать, – обвинил он её мрачным голосом, – когда придёшь снова, Анна?

– Не виновата я, мать поедом ест! – возмутилась Анна. – И мне действительно надо сдать эти экзамены. Очень надо, Землерой! Как я тогда смогу выучиться и приехать сюда жить, навечно, чтобы мы вместе были всегда-всегда: и даже осенью с весной?

Землерой опять всмотрелся в небо. Не по-летнему хмурое и тяжёлое было оно, словно дождь собирался, да только не видны были тучи нигде, кроме земель этого поникшего леса. Съёжившиеся и пожелтевшие листочки трепетали, озябнув, льнули друг к другу и к веткам, и сама кора трещала, будто жаловалась на непривычный холод. Анна стояла напротив Землероя и отчаянно манила его к себе взором, но Землерой не хотел на неё сейчас глядеть. Усталость и раздражение читала она по его серебристо-серым глазам.

– Землерой, – негромко сказала она, и холодный порыв ветра заткнул ей рот концом собственной же косы.

Волосы у Анны были длинные и густые – на зависть всем одноклассницам и подругам. Она ничего даже и не делала особенного, чтобы волосы были, как пышная копна, и не больно-то любила с ними возиться: расчёсывать, промывать и укладывать в сложные причёски. Будь её воля, давно уже она подстриглась бы коротко, как мальчик, чтобы не заморачиваться поутру, но мать стояла над ней, бдительный стражник, и сама плела косы, собирала высокие хвосты, делала огромные пучки, укладывала жгуты, как корону. У самой у матери Анны таких замечательных волос не было: она с трудом наскребала прядок для пары жидких крысиных хвостов, – и игрушек хороших у неё в детстве тоже не было: она в бедной семье родилась, где каждую копейку считали, и забавлялась она только с тем, что по наследству от старших переходило либо от тех, кому свои игрушки наскучили или оставшихся не жалко. Вот мать Анны и навёрстывала давно упущенное детство. Единственная дочка стала для неё куклой: и одежду она Анне подбирала, запрещая не слушаться, и причёски делала, и секции с кружками выбирала… одного не давала она Анне: вольного воздуха, да сама не сознавала того.

Землерой медленно повернулся и сел на землю. Небо над его головой стало чище, и медленно зазеленела, распрямляясь, листва. Трава настороженно приподняла кончики, словно бы опасалась, что новый порыв ветра опять согнёт её колесом. Но Землерой сидел спокойно и смотрел на Анну в ожидании. Она облизнула губы, набираясь уверенности в себе.

– Землерой, я вовсе не не хотела приходить, – оправдываясь, заговорила она.

– Но я всё реже и реже тебя вижу, – Землерой сжал в кулаке тонкие стебельки травы и снова их выпустил на свободу. Недоумение и усталость застыли в его глазах серой вуалью. – Не каждый день я слышу топот твоих ног, и твой свист здесь слышится всё реже. Духи лесные с людьми если связываются, то это крепко, навсегда… а люди, бывают, не думают об этом и в свой мир возвращаются…

– Вот только обвинять меня не надо, – предостерегла его Анна.

– Не обвиняю я тебя, – вздохнул Землерой, хоть и не было слышно в его голосе искренности. – Я боюсь, Анна, что ты уйдёшь в свой мир, ведь ты ему предназначена, и что всё, о чём мы тут с тобой разговаривали… не так и важно для тебя больше.

Анна тут же подпрыгнула, яростно стискивая кулаки, и большими шагами приблизилась к Землерою.

– Нет! – воскликнула она. – Ничего подобного! Я никогда бы и не подумала вернуться к себе в мир, потому что…

Она упёрлась ладонями ему в плечи, и он поднял голову, потянулся ей навстречу. Анна долго смотрела ему в глаза: прозрачно-серые, с серебристым отсветом, как отражённый лунный луч. И вроде не было в этих глазах ничего особенного, кроме одного – извечной усталой мудрости, которую во взоре старика и то едва ли встретишь.

Все силы вдруг оставили Анну, и она медленно упала на колени. Трава ласково зашумела под нею и накрыла обоих, как ковром, но глаза Землероя не стали теплее. Смотрел он на неё пронизывающим взглядом, словно бы Анны, друга, он здесь сейчас не видел – словно бы вообще никого он тут не видел, даже полумифической тени.

Анна не снимала с его плеч ладоней. Чувствовала она, как пышет летним жаром тело Землероя, и тепло это добиралось до неё даже сквозь слои одежды. Анна с трудом сглотнула и подальше отодвинулась. Тёмная туча, наползшая на тяжёлое небо, кинула мрачную тень промеж ними, как ножом их друг от друга отрезала.