– Это зимой было, – тихо заговорил он, – снег едва улёгся, но морозы уже стояли трескучие: люди все с красными носами ходили, и чихали, и у них даже брови и ресницы белели. Зимой люди обычно свадьбы не справляют: не разгуляешься, – да только пара больно нетерпеливая оказалась, всё хотели поблаженствовать как муж с женой. Раньше, – обернулся он к Анне, упреждая её возражение, – такого разврата, как сейчас, и в помине не бывало. Раньше, – Землерой благоговейно поднял руки над головой, к улыбчивому солнцу, – люди всё-таки в основном стремились всё сделать так, чтобы было благопристойно. Это сейчас людям всё равно, женаты, не женаты, традиции, обычаи, – тогда иначе было! И вот эта пара дольше ждать не хотела; слишком сильно они друг друга любили, и я, хоть совсем несмышлёныш был, прочёл это по их глазам. У невесты они горели, что угольки в камине, но не жгли, а грели. Хоть и была на ней тяжелущая шубища, в которой она вся тонула, что сверчок – в болоте, она славно плясала, так плясала, что три наших духа решили сделать ей подарок на свадьбу. А присматривали они как раз за соками, что от корней древесных к стволу и всем веткам и листьям с почками идут, и они одарили бы эту девицу цветеньем, ласковым шумом, если бы не была зима и природа не спала бы. Не в нашей силе разбудить её до срока, так что от этого подарка пришлось отказаться. Но, – Землерой медленно поднялся и на цыпочках приблизился к низко висящей тоненькой веточке. Анна, выглядывавшая у него из-за плеча, заметила лёгкие серебристые нити паутины – были они одного тона с глазами Землероя.
– И что дальше было? – подтолкнула она его в нетерпении.
Землерой резко согнул веточку так, что чуть было она не сломалась, и самыми кончиками пальцев легонько стал снимать паутину. В свете солнца она переливалась оранжевым и нежно-золотистым оттенками.
– А дальше – вот что, – Землерой быстро закрутил паутину в пальцах, и Анне ничего не удавалось разглядеть, кроме неумолимого белого вихря, охватившего его ловкие руки, – они всё-таки нашли способ девицу порадовать, и сама зима им помогла в этом.
– Помогла… как? – удивилась Анна.
– Снег, – улыбнулся Землерой, – был он такой яркий, такой чистый, он так переливался под солнечными лучами, что не сыскалось бы на свете ничего более красивого и завораживающего. Даже бриллианты, о которых говорят, что они – самая лёгкая и надёжная ловушка для женского глаза и женского сердца, не сумели бы с ним сравниться. И духи взяли этого снега отовсюду по горсточке: от наших корней, от долины, где Госпожа Дароносица живёт, от полосы кустарников, от устья замёрзших речушек, что спят подо льдом… и они завертелись, так быстро закружились, что я и понять не успел, что они делают, а посмотреть они мне не дали. Когда закончили они свою таинственную работу, – Землерой медленно повернулся к Анне, пряча руки за спиной, – то обернулись девушками – никак не распознаешь в них духов! – и пошли прямиком к невесте, и поклонились ей в пояс, и сказали: «Сестрица, милая сестрица, так завлекательно ты плясала да так сладко пела, что у кремня – и у того его кременное сердце растаяло бы да стало – воск. Прими ты от нас эту фату в подарок да в замужней жизни так же счастлива и весела, как в девичьей, будь!»
И с этими словами Землерой торжественно, почти не касаясь, набросил Анне на голову чуть ощутимую серебристую вуаль, тонкую, полупрозрачную, от которой неуловимо веяло запахом солнца, тепла и июльского буйства.
Семнадцать
Анна училась последний год в своей старой школе. Всего лишь год отделял её от новой, пусть и известной понаслышке, но всё же загадочной и манящей жизни взрослых, которая кажется привлекательной ровно до тех пор, пока в неё не окунаешься с головой и не увязаешь в ней, как в болоте. Анне было семнадцать лет, и пора наставала задуматься о своём будущем.
Мать обеспокоилась этим незадолго до того, как Анна окончила девятый класс и с не особенно примечательными успехами сдала экзамены. Мать носилась из одного угла квартиры в другой, как будто курица – по курятнику, махала руками, причитала и кричала:
– Сколько же денег надо, чтобы просто выпустить ребёнка из школы! Мы на этом разоримся! Разоримся! Господи!..
Анна молча, с мудрой усталой усмешкой, следила за всеми метаниями матери. Конечно же, родители были не в восторге от приближающихся трат, но в куда меньшем восторге они были бы, если бы Анне не удалось подготовиться к обязательным экзаменам. Посему, посетовав и поволновавшись, они всё-таки приобрели несколько стопок толстенных учебников и справочников и окружили ими Анну, как бастионами.
Кончилась счастливая, беззаботная пора. Анна готовилась к взрослой самостоятельной жизни. Анна жила теперь по часам.
– Вырастила разгильдяйку, – жаловалась мать, осматривая учебники, которые стояли кругом Анны и давили на неё, будто бетонные стены, – сама ни за что не сядет заниматься, обязательно надо контролировать, напоминать… неужели не можешь это сделать сама?