Хрустальный мальчик

Родительский инстинкт в последнее время стал направлять все важные жизненные движения матери Анны. Родительский инстинкт подсказывал ей, что дочери сейчас необходимы дополнительные занятия, что дочь расстроена (но ей никогда не удавалось выяснить причину), что дочь подвергает себя опасности, что за дочерью давно пришла пора бдительно проследить… Родительский инстинкт работал точнее швейцарских часов, а потому Анна почти даже не удивилась, когда, крадясь в сумраке раннего утра к выходу, натолкнулась на мать у двери. Мать была со всклокоченными волосами, в развевающейся белой ночной рубашке, и издалека она здорово смахивала на мрачный призрак: Анна даже ойкнула и чуть было не утеряла равновесие.

– Так-так, – тоном придирчивого следователя сказала мать и, потянувшись, ударила кулаком по выключателю.

Анна тут же боязливо сощурилась и прикрыла глаза рукой. При свете лампы, слабо мигавшей где-то под тёмным потолком, мать выглядела ещё страшнее. У неё под глазами залегли глубокие тени, отчётливо обозначились морщины, которые она уничтожала с помощью кремов и дорогих косметических средств, а веки были едва-едва приподняты. На желтоватых белках проступили красные пятнышки и прожилки.

– Так-так, – повторила мать и с усилием запрокинула голову, как старая механическая игрушка, чьи шарниры давно не ведали смазки, – вот и кого я тут вижу?

Анна бестолково улыбнулась и загородилась учебником. Книг она брала с собой много: те лежали в плетёной корзинке вперемежку с бутербродами и чаем.

– Я заниматься иду! – пискнула она.

– Куда это в такую рань? – мать загородила своим телом дверь и раскинула руки. Её веки чуть-чуть приподнялись, и страшный взгляд её пронзил Анну, как копьё. – Снова в лес свой?

– Ну да, – подтвердила Анна, – там дышится легко и знания легче в голове укладываются.

Мать покачала головой, и растрёпанные волосы её встали колючим шаром кругом головы, будто наэлектризованные.

– Не верю я тебе, – категорично объявила она, – слишком уж лживые слова. Дома не хуже можно позаниматься, а то и лучше, потому что я за всем…

– Да я потому и хочу уйти, что ты над душой у меня стоишь! – воскликнула Анна. – Понимаешь, как мне тяжело, когда на меня всё время давят? Ты ведь и решать всё за меня порываешься, хотя сама ничего не понимаешь в моих заданиях!

Оскорбление изгнало сонливость из головы матери Анны, и она сердито покраснела.

– Я ничего не понимаю? – возмутилась она. – Да я больше твоего, неблагодарная, во всём этом смыслю, я-то, в отличие от твоего папаши неблагоразумного, высшее образование имею, а вы двое…

– Но у тебя-то оно какое? – закатила глаза Анна. – Экономиста! А я ветеринаром быть хочу!

– Глупости всякие удумала, – заворчала мать, скрещивая руки на груди, – животине хвосты покручивать, прямо как Машка-корова – ну да, самый лучший пример, больше ведь взять не с кого… и где ты работать собираешься? За какие деньги? Бросала бы ты эти глупости да физику бы зубрила, я тебе зачем сборники купила? Поступишь в один университет с Иришкой, тебя, неразумную, хоть под опеку свою кто возьмёт…

– Да не нужна мне твоя физика! – возмутилась Анна. – И Иришка твоя даром не сдалась!

Мать пошатнулась, как будто бы обухом по голове ударенная, и начала не то возносить молитвы, не то причитать глухим жалобным голосом, которыми разговаривают плакальщицы над гробами.

– И это о сестре, о сестре-то! – воскликнула она трагическим тоном. – Анна, девочка моя! Окстись! Кто тебя научил такому?

– Иришке вашей самой пригляд нужен! – продолжала Анна, и её руки трястись начинали. – Неужели не видела и не понимаешь, какая она, она вообще никакая, и физика эта с математикой ей даром не сдались, она делает то, чего от неё мама ждёт…

– Ну вот и ты делала бы то же самое! Но ведь нет, у всех дети как дети, а у меня одной что-то не такое…

Анна прижала руки к вспыхнувшему лицу, и в её голосе задрожали сердитые слёзы.

– Ну да, удобно ведь ребёнка рожать себе как раба, да, мама? А я не хочу делать всё то, что ты хотела бы сделать, когда была моего возраста, потому что я – это не ты, мама, и я другого хочу, мне не нужны все эти ваши физика и математика! Я себя душить и потом жалеть о том, что так, как хотела, не сделала, не буду! А если тебе не нравится… вон… папа рядом! Родите себе ещё ребёнка и делайте с ним что в голову взбредёт, а меня… оставьте… в покое!

* * *

Анне было семнадцать лет. В юности человек получает много жизненных уроков, и то, как он эти уроки воспринимает, во многом определяют, каким этот человек станет в зрелости.

Анне было семнадцать, когда она получила от жизни урок: ни в коем случае нельзя всерьёз обижать свою собственную мать.

Мать Анны не была слишком смелой или слишком жестокой. Если бы была она смелой, то выставила бы из дому Марию, едва той шестнадцать стукнуло. Будь она жестокой, она подняла бы на Марию руку и украсила бы всё её тело синяками всяких форм да размеров. Будь она и смелой и жестокой, она ни от кого это не скрывала бы и долго на свободе, вероятно, не прожила бы.