Худородные

Инспектор училища о. Василий был артист своего дела, кажется, сама природа создала его быть инспектором. Что можно было сделать, что мог сделать человек па такой должности, о. Василий делал. Не было, кажется, средства, не было хитрости, которую не пустил бы в ход о. Василий для достижения своей цели, то есть для открытия темных дел бурсы. Но все было напрасно, все неустанные старания о. Василия, вся его змеиная хитрость вставала в тупик перед бурсой и не давала надлежащих результатов. Бурса ненавидела его от всей души, ненавидела, как один человек, потому что видела в нем постоян-. ный источник всяких зол и напастей. При каждом удобном случае она считала своим наисвященнейшим долгом напакостить о. Василию наивозможно сильнейшим образом. Видит, например, бурса, что инспектор идет по двору в ее владения, сейчас кто-нибудь ставит мокрую швабру к дверям, так что, когда инспектор заходит в дверь, швабра прямо валится ему в физиономию. Или инспектор любил приходить по ночам в бурсу, посмотреть, что творится там в это время. Для того, чтобы пройти незамеченным, нужно было пройти особым ходом, который никогда не отворялся и ключ от которого хранился у инспектора. Чтобы отучить инспектора от ночных путешествий через таинственный ход, бурса в один прекрасный вечер вымазала дверные ручки самой отвратительной жидкостью. Инспектор попал на удочку.

— Как орел, поди, огребся за ручку-то, долговязая петля,— злорадствовал Тюря.

Подобные проделки дорого стоили бурсе, но она не сдавалась и в один голос твердила, что знать ничего не знает, ведать не ведает. И бурса была права,— в частности, ни один человек не был виноват более другого, потому что все одинаково относились к своему начальству и все были готовы нагадить. Жестоко рассчитывался инспектор с своими недругами за такие штуки, но бурса не унывала, она твердила одно: «Воля ваша, кожа наша, розги казенные, люди наемные, дерите — сколько хотите».

Среди бурсы существовали ремесла и искусства, одни делали табакерки и трубки, другие переплетали и клеили коробки, третьи выделывали разные безделушки, рисовали. Бурса хотела читать, но книг было крайне мало. Стремление к чтению однажды дошло до таких пределов, что бурса сделала складчину и купила на толкучке «Лесного бродягу», который и был зачитан в лепестки.

B городе был театр, бурса иногда попадала в него. Сцена производила большое впечатление, и бурсаки решили устроить театр дома. Для первого раза решили дать Сусанина, хотя и не было самой пьесы под руками, не было наконец и декорации. Бурса сама придумала содержание и ход пьесы и переложила на бумагу. Первое препятствие было обойдено. Второе препятствие состояло в отсутствии женских костюмов, которых никто не решится дать бурсе. Но и это затруднение было обойдено, из казенных простыней бурса ухитрилась наделать самых замысловатых женских нарядов. Декорации, оружие, бороды — все это было пустяки, и бурса целую неделю трудилась в поте лица над этим. Декорации были готовы. Явились ружья, сабли, кинжалы, копья — все это было приготовлено из дерева и выполировано казенными карандашами. Оставалось натащить елок для полноты картины, и это бурса ухитрилась сделать, придя каким-то таинственным образом в соглашение с служителями, усердными поклонниками Бахуса. К назначенному сроку все было готово. После занятных часов больше пятнадцати елок появилось в той комнате, где занимались бурсаки. Резаная бумага вполне заменила снег. Началось представление, бурса замерла в ожидании. За последним монологом Сусанин окружен врагами, сабли блещут, он падает, обливаясь кровью. Эффект вышел поразительный, бурса взвыла от радости.

— Молодец Масталыга, важно сыграл! — говорили бурсаки.

После представления актеры и зрители были в таком возбужденном состоянии, что вступили между собой в бой, чем и закончился праздник.

Как проводила свой день бурса?

Утром она вставала по звонку и молилась богу, чтобы он ей ниспослал всякие и богатые милости, чтобы избавил от труса, огня, нашествия иноплеменников и междоусобные брани. Просила также себе бурса и мудрости, но более чистосердечна и естественна была молитва о ниспослании насущного хлеба, потому что в желудке была торричеллиева пустота и жрать хотелось до тошноты.

Время до обеда бурса проводила в классе.

С обеда до занятных часов бурса изнывала от бездействия. В это время по коридорам и комнатам бродили, как тени, несчастные бурсаки, не зная, куда голову приклонить. Были счастливцы, у которых находилось какое-нибудь дело, а то возьмет человек нож да парту и долбит. Другим и этого не оставалось, подойдет к парте, попробует ее зубом или гвоздем,— не берет и отойдет дальше. Американцы наказывают своих тяжелых преступников, закоренелых злодеев заключением в голых стенах, отнимая всякую возможность что-нибудь делать, говорят, заключенные таким образом выносят страшные мучения и нередко сходят совсем с ума.