Худородные

Если пение надоело, начинается визжание или урчание и тому подобные смешанные звуки. Профессор бежит куда-нибудь, звуки слышатся в противоположной стороне; утомленный профессор оставляет всякую попытку отыскать виновного и, стоя у своего столика, смотрит на весь класс немного исподлобья, начинает усмирять словом:

— А разве здесь волки?— бормочет он.— Это волки воют, в лесу воют.

Класс смеется.

Под партами несколько человек разостлали шубы и играют в карты, что очень удобно, так как задние парты много выше передних. Некоторые от нечего делать спят. Профессор пошел между партами открывать кого-то и нечаянно наткнулся на игроков. Никто не ожидал нападения, поэтому самые заспанные физиономии одна за другой начали выплывать из-под парт среди общего хохота.

— А что же это такое,— удивляется профессор.— Они под партами спят... А так, господа, нельзя, надо слушать.

— Да у меня голова болит, — оправдывается один.

— А в больницу нужно, к доктору...

— Ая слушал,— оправдывался другой.

— А нет, а нет, так нельзя! Я к инспектору, вы спите под партами... А что же это такое?

А то ходит профессор по классу, иногда что-нибудь замечая вызванному к доске. В классе сравнительно тихо, потому что половина дремлет или спит, а другой надоело шуметь. Вот Миротворский положил голову на парту и спит самым ангельским образом. С другой парты долго смотрит на него его приятель Хитров, наконец, ему стало невтерпеж, он добирается до своего спящего приятеля и насыпает ему прямо под нос чемерицы. Миротворский потянул воздух, и вся чемерица очутилась у него в носу. Он поднял голову, тряхнул сю раза два, посмотрел кругом осовелыми глазами. Слышится смех, профессор смотрит на Миротворского. Тот начинает чихать, класс хохочет.

— А вы, а вы... — начинает профессор, подходя к Ми-ротворскому. Миротворский чихает ему в ответ, опустив голову под партой.

— А вы зачем шумите?

Миротворскнй поднимается за партой и продолжает чихать.

— А выйдите из класса...

— Это пройдет сейчас... — Миротворскнй опять чихает перед профессором, класс хохочет.

— А я к инспектору... Пойдемте. Вы смеетесь надо мной.

И профессор начинает тянуть Миротворского за рукав из класса, тот не идет.

— Я не пойду... Кхи... Кхи... Это пройдет... Кхи... Кхи... Кхи...

— А я к инспектору, вы смеетесь.

Класс хохочет, пока выведенный из терпения профессор не вывел Миротворского из класса.

Иногда весь класс сговорится и, когда зайдет профессор, сотней голосов грянет:

— С ангелом!

— А я не именинник сегодня, а нет...— жмется профессор около доски, пока крики не стихнут совсем.

— С новым годом!

— А какой новый год теперь?..

В семье не без урода, говорит русская пословица. Таким уродом был профессор алгебры в семье семинарских профессоров. Эта уродливость профессора доходила до замечательных границ, но по каким-то причинам оп продолжал существовать в семинарии не первый десяток лет. Своими подвигами профессор прославился на всю губернию, и стоило только завести речь где-нибудь о нем, сейчас отыскивались знавшие его.

— Да это тот, что с бумажки списывает на доску?

— Да, тот.

— У которого есть баран?

— Да.

Бараном называли небольшую рыженькую лошадку самого печального вида, на которой священник математических наук имел обыкновение ездить в класс и по городу. Профессор был довольно толст, и баран не мог поднимать его в гору, поэтому профессор перед каждой горой выходил из экипажа и пешком поднимался в гору. Этот баран был постоянным предметом насмешек для всей семинарии, но профессор продолжал ездить на нем и держал его, руководствуясь, вероятно, теми же смутными рассуждениями, которыми руководилось семинарское начальство.

державшее на такой важной кафедре такого профессора, каким был священник математических наук.

В своей домашней семейной жизни профессор оставался таким же чудаком. Про него ходили самые многочисленные рассказы в этом отношении: так, например, говорили, будто его жена отказывает ему часто в исполнении самых необходимых супружеских обязанностей и т. п. Дома профессор большую часть времени проводил за длинным чубуком, пуская кругом себя облака дыму. У него была дочь Сашенька, про которую он говорил:

— А Сашенька, а одна моя ограда.

Семинаристы ходили к профессору, и он принимал их

всегда хорошо. К нему обыкновенно приходили математики за разрешением каких-нибудь трудных вопросов, решая которые, профессор не забывал угощать приходивших водкой и винами. Так, Поспелов, например, успел уже побывать у него не раз, пользуясь первым для последнего.