Сутину удалось благодаря влиятельным знакомым получить пропуск и приехать в Париж лишь через несколько месяцев после начала войны. Было принято во внимание состояние его здоровья. Прощаясь с Гердой, он обещает вернуться как можно раньше. Это ему удается сделать лишь перед самым Рождеством, зато с пропуском для обоих. Однако мэр Сиври отказывается признать предъявленный ему документ, заявив, что только он уполномочен выдавать подобные разрешения, а сделать это он не вправе. Сутин еще раз едет в Париж. Вернувшись, он увидел, как тяжело Герде жить одной в холоде и страхе. Они решают не ждать милости от мэра – в апреле 1940 г. тайком добираются пешком до ближайшей железнодорожной станции и уже на следующий день, после нескольких пересадок, выходят из вагона на перрон Лионского вокзала в Париже.
Спокойная жизнь на вилле Сера продолжалась недолго. После оккупации немецкими войсками Голландии и Дании было решено правительством Франции нейтрализовать «пятую колонну» – граждан третьего рейха, проживавших во Франции. 15 мая Герда депортирована в лагерь, организованный для этих целей в Пиренеях в районе французской деревни Гурс. Она часто пишет Сутину, а в ответ получает два денежных перевода и письмо, датированное 10 июля 1940 г. В нем Сутин советует Герде не тратить столько денег на марки, жалуется на безденежье, поскольку в связи с войной все счета в банке заблокированы. В заключение короткого письма выражает надежду на ее скорое освобождение и пожелание стойкости.
После капитуляции Франции Герда благодаря новым связям получила разрешение проживать в Каркассоне, на неоккупированной территории. 8 ноября 1940 г. она вдруг получила телеграмму следующего содержания: «Будем завтра в субботу в Каркассоне в 14 ч. 32 м. Встречай на вокзале – Кастэн-Сутин». Вне себя от счастья Герда прибегает на вокзал и видит одну мадам Кастэн. Откуда тогда две подписи? Оказывается, чтобы обратить большее внимание. «Сутин? Он по-прежнему живет в Париже. Но, милочка, в его жизни появилась другая женщина. Зовут ее Мари-Берта Оранш. Крепись, дорогая», – заявила приехавшая. У Герды, несмотря на такой удар, все мысли по-прежнему только о Сутине. Особенно тревожными они стали, когда в оккупированной зоне ввели новые законы в отношении евреев.
Мари-Берту Оранш Сутин встретил в ноябре. Их познакомила в кафе «Флор» как раз Мадлен Кастэн. Хотя во время войны она открыла антикварный магазин и меньше занималась картинами, ей не хотелось упустить ставшего столь перспективным подопечного. Принимать его у себя в поместье Леве она уже не могла: опасно, да к тому же немцы собирались использовать ее владения для своих нужд. Сутина же с его болезнью нельзя было оставлять одного. При знакомстве присутствовала Антуанетта Саш, которая сказала потом Кастэн: «Вы представили Мари-Берту Оранш Сутину, как это неблагоразумно! Тем самым вы подписали смертный приговор». Анализируя дальнейший ход событий, нельзя не отдать должного прозорливости мадам Саш.
Мари-Берта была католичкой и происходила из аристократической семьи. Ее мать вела родословную от сестры Людовика XVIII и была уверена, что, если бы можно было исправить «ужасную ошибку», допущенную Французской революцией, ее дочь была бы по прямой линии в родстве с королевой Франции. Когда Мари-Берте едва исполнилось восемнадцать, она, выпорхнув из монастырской школы, тут же попала в сети впоследствии всемирно известного художника Макса Эрнста и выскочила за него замуж. Родители были против (без сантима в кармане, да еще немец!). Развод с ним в 1940 г. для Мари-Берты стал настоящей трагедией.
Трудно понять, почему такая проницательная дама, как мадам Кастэн, решила поспособствовать новому мезальянсу. Изнеженная, капризная, ветреная двадцатитрехлетняя дамочка была явно не парой больному и уже немолодому художнику с тяжелым характером и множеством странностей. Возможно, предполагалось, что Мари-Берта, побывавшая ранее замужем за художником, будет поддерживать в Сутине творческий тонус, способствовать его контактам с коллегами. Самого Сутина уже начала пугать пустота, образовавшаяся после разлуки с Гердой, и он не стал противиться знакомству с этим белокурым и голубоглазым созданием, которое многие называли ангелом, только почему-то черным.
М. Кикоин с сыном. 1944 г.