Хвала и слава. Том 1

Вы упоминаете о моих сыновьях, о детях моих, ведь и Геленка хоть еще и крошка, а уже требует большой заботы, воспитания. Всем троим я уделяю массу времени, но будь у вас свои дети, вы поняли бы, какой это неблагодарный труд; временами невольно закрадывается мысль, что ты выхаживаешь своих будущих врагов. Самое печальное то, что дети становятся какими-то чужими, а ведь они твои, плоть от плоти твоей. Муж мой не очень-то задумывается над этим, и дети как будто любят его больше, потому что он не так озабочен, как я, и не столь требователен. Вот они и льнут к нему, особенно Анджей и Геленка. Антек — тот спокойный, уравновешенный, но в то же время энергичный мальчик, этакий маленький мужчина, у которого есть и свой мир, и свои друзья, и свои книги. Он подолгу работает на маленьком станке, мастерит прекрасные модели самолетов, а потом часами испытывает их во дворе в окружении целой свиты своих личных адъютантов — сына дворника, сына сапожника из дома напротив, и других мальчишек. Геленка еще совсем малышка. Больше всего волнений доставляет мне Анджей, точнее, о нем я думаю больше всего. Вы ведь знаете, какой это красивый, тихий, спокойный, задумчивый мальчик. Но вот почему-то часто хмурится и подолгу молчит. Любит молча сидеть в углу. Несмотря на то, что ни я, ни Франтишек не отличаемся особой религиозностью, Анджей очень набожен. Может быть, сказывается влияние панны Романы, она ведь из братства терциариев. К мужу Анджей привязан больше, чем ко мне, но и с ним не делится своими мыслями. Я не раз спрашивала Франтишека об этом, но он смеется: «Чем может делиться такой малыш?» А я еще не забыла свое детство и свое одиночество в десять лет и знаю, как это горько. Но понимаю, что ничего тут не поделаешь, нельзя силой влезть в эту душу, которая развивается и растет рядом с тобой, будто куст сирени в комнате, а ты можешь наблюдать лишь издали, воспринимая как величайший дар каждую улыбку своего сопляка. Материнскую грусть чаще рождают счастливые обстоятельства, а вовсе не несчастья.

Вы, наверно, поймете меня, раз вспомнили в своем письме о моих малышах. Я очень рада, что свои песни вы написали на слова Керубина. Как раз вчера он был у нас и застал меня за чтением его стихов. Мы говорили о вас, пан Эдгар, в его лице вы имеете чрезвычайно преданного вам человека. Это очень жалкое существо, какая-то тайна кроется в его судьбе, улыбке, в этой его ужасной квартире над богадельней. Стихи его хороши, но всегда почему-то напоминают рюмки, наполненные не до краев. А я не люблю, когда не доливают рюмки. В томике, который у меня дома, я отыскала «Шехерезаду». Очень рада, что вы именно ее выбрали. Остальных стихов не нашла, наверно, они из старого сборника, а у меня нет его под рукой.

Слепой невольник в улочке тенистой
На флейте песню выводил…

Представляю себе, как прелестно звучат эти строки у вас. Януша в Варшаве нет, он живет в Коморове и почти не бывает у нас. Он выращивает там какие-то редкие растения! Кажется, собирается за границу. Не могу согласиться с тем, что вы о нем пишете. Не каждому дано быть поэтом. Януш, конечно, потерялся в нашем практичном мире, но разве вы не замечаете в нем самого ценного, что может быть в человеке, — испепеляющего внутреннего жара, который скрывается за этой внешней холодностью, за невидящими, рассеянными глазами, за этими очками и за неуклюжей походкой. В Януше я больше всего ценю одно качество — его жажду истины, стремление познать истину. Возможно, ему будет дано ее познать, ибо жаждущему воздается. Когда-то все окружающие побаивались его отца, а я была с ним в самых добрых отношениях. Мне кажется, что и в старом графе Мышинском скрывался и погиб незаурядный искатель истины. Жаль, что никто его не любил. Януша тоже никто не любит, и этим, возможно, объясняется все отрицательное и несовершенное, что вы замечаете в нем. Что же касается его сестры, то я встретила ее не далее как вчера, когда шла к причастию. «Курьер Варшавский»^{112} писал о том, что она не то собирала, не то должна была собирать пожертвования, совсем как в добрые старые времена. О ней я ничего не знаю. А тут я шла с мужем, и мой Франтишек залился краской, увидев ее, даже отвесил ей низкий поклон, как приказчик в магазине. Что поделаешь, бедному Франеку она всегда страшно импонировала.