Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Уже после того, как Киев заняли большевики, Иван Пятаков получил у коменданта города разрешение на перевозку тела в Киев. 28 января (10 февраля) врачи 15‑го участка Юго-Западной железной дороги Константин Стефов и Николай Чернявский провели медицинское освидетельствование трупа и установили, что смерть, по-видимому, наступила от многочисленных колотых и резаных ран на голове и груди. Многочисленные порезы на правой руке свидетельствовали о том, что убитый пытался защищаться от ударов{960}…

В тот же или на следующий день Иван и Александр перевезли тело брата на Байковое кладбище, где 1-го (14-го) или 2-го (15-го) февраля его похоронили. Как оказалось, совсем ненадолго… «Потім по распорядженню большевиків тіло брата одкопали і 4‑го лютого [по старому стилю. – С. М.] поховали його разом з другими большевиками в Маріінському Парці», – свидетельствовал Александр Пятаков через месяц после событий{961}.

Упомянутое распоряжение отдал не кто иной, как Георгий (Юрий) Пятаков, приехавший в Киев из Петрограда. «Часов в 10 утра [вероятно, 28 января (10 февраля). – С. М.] к нам в вагон пришел Юрий Пятаков и попросил у нас 4 человека для того, чтобы поехать за город и взять труп брата[,] убитого гайдамаками и брошенного в поле», – вспоминал большевик Бушев, который принимал участие в наступлении на Киев по железной дороге{962}. Похороны в Мариинском парке были обставлены с большой торжественностью. «Все взоры обращены на площадки с гробами[;] ярким пятном кажется на этом фоне серебрянный гроб с прахом Леонида Пятакова», – сообщал газетный корреспондент, описывая, как похоронная процессия двигалась по Фундуклеевской и Крещатику. Георгий Пятаков подносил гроб с телом брата к братской могиле в Мариинском парке{963}. У Екатерины Шульгиной, жены Василия Шульгина, осталось впечатление менее торжественное:

Но вот и в самом деле вдали показывается что-то блестящее и выделяющееся.

Металлический гроб. Несут на руках. В толпе говорят: – Это “Леонид Пятаков“. Но я спорю, потому, что хорошо знаю, что “Лева“, как мы привыкли его называть, зная его семью с детства [Шульгины и Пятаковы жили в одном квартале. – С. М.], похоронен на Байковом. Но оказывается, в толпе были правы; приехавший уже после похорон брата – Георгий Пятаков, главный большевик, приказал вырыть тело несчастного Левы из могилы, где он уже лежал рядом с матерью, и велел тащить его в эту общую страшную языческую яму.

А вот и он сам (Георгий) мчится в автомобиле с своими рыжими волосами, под которыми бьется непонятный и жуткий для меня мозг. <…>{964}.

Так из Леонида Пятакова сделали своего рода сакральную жертву. Примерно через десять дней после похорон Исполком Совета рабочих и солдатских депутатов озаботился увековечением его памяти, издав соответствующее постановление: «Секвестровать дом Пятаковых на Кузнечной улице и устроить в нем несколько рабочих организаций имени убитого Леонида Пятакова»{965}.

Это решение практически наверняка не было воплощено в жизнь, поскольку через несколько дней большевиков из Киева выгнали немцы.

В марте 1919 года, во второе пришествие большевиков в Киев, значительную часть центральных улиц города переименовали в честь «классиков марксизма-ленинизма» и героев большевистского движения. Именно тогда Мариинско-Благовещенская улица стала улицей Леонида Пятакова. В обиходе ее, естественно, часто называли просто «улица Пятакова». До поры до времени это не вызывало проблем. Но в январе 1937 года Георгий Пятаков был осужден как «враг народа», приговорен к смертной казни и тут же расстрелян. Это вскоре сказалось на судьбе Михаила Пятакова, работавшего тогда ученым специалистом на Азербайджанской рыбохозяйственной станции в Баку. В феврале 1937 года он был снят с занимаемой должности «за провал работы», в ноябре 1939 года – арестован, а в январе 1940 года – «за контрреволюционную деятельность» был сослан в трудовые лагеря на восемь лет{966}. В Киеве же улицу Леонида Пятакова переименовали, дабы избежать опасной ассоциации: она стала улицей Саксаганского, как и называется по сей день.