Килл крик

Сэм смотрел на Уэйнрайта с нарастающим чувством ужаса. Он задумал это с самого начала. Он хочет ранить нас. Хочет, чтобы мы истекали кровью перед его зрителями. Не до смерти. О нет, если он будет слишком агрессивен, то выставит себя знатным говнюком. Он режет аккуратно, чтобы зрители лишь почувствовали вкус крови. Каждому он наносит удар в самое болезненное место.

– Вы религиозный человек? – повторил Уэйнрайт.

– Ко… конечно, – ответил Дэниел. Но без уверенности в голосе. – То есть, смотрите, я христианин, который – так уж получилось – пишет ужастики, но в моих книгах есть четкий посыл. Тех, кто творит зло, ждет наказание. В финале торжествуют лишь чистые душой герои. Зло в моих романах не побеждает никогда. А добро побеждает, потому что добро – от Бога.

– И вы искренне считаете, что детишки, читающие ваши книги, улавливают этот посыл?

– У меня, на секундочку, дочь-подросток. Я давно понял, что на проповеди детишки не реагируют. Они даже в церкви, если получится их туда затащить, будут мечтать о том, как пойдут на танцы, или о мальчике, которой позвал на свидание, или о том, какую машину они хотят на шестнадцать лет. – Дэниел смахнул со лба каплю пота. – Мои книги действуют на читателей именно потому, что я не читаю мораль. Все и так ясно: добро побеждает, зло проигрывает. Осознают ли ребята связь между нравственностью и высшей силой – кто знает? Но мне кажется, что осознают. Мне кажется, они все понимают.

– Но как насчет ваших критиков? Среди них все больше христиан, утверждающих, что вы попросту наживаетесь на дико прибыльном сегменте рынка.

– Я… Я пишу…

– Как насчет тех, кто утверждает, что ваши книги не подходят для детей?

– Они для подростков, – поправил Дэниел. Сейчас он напоминал громадную мышь, с которой забавляется злой кот. – Мои читатели знают, что жизнь готова предложить им и хорошее, и плохое. Я не говорю им ничего такого, чего они и так бы не знали.

– Так что же такое хоррор, Дэниел?

– Я не знаю… как на это ответить…

– Что такое хоррор? – повторил Уэйнрайт.

– Наверное… я бы сказал… самое страшное – это лишиться того, что ты любишь.

– И это…

– Семья. Вера. Бо…

– Пламя в камине чуть потускнело, словно дом медленно выдохнул. – Мы все… все грешны. – Дэниел снова стал запинаться. – Мы… Хоррор рассказывает о страхе, о чувстве вины, о грехах, которые мы пытаемся спрятать глубоко внутри себя, во мраке, и долг писателя… как бы вынести это на свет, понимаете… это…

«Бедный Дэниел, – подумал Сэм. – Совсем увяз».

«Так помоги ему», – велел внутренний голос.

В темноте горели красные огоньки камер.

Сэм застыл.

Не могу.

Дэниела спас Себастьян.

– Настоящий хоррор для каждого человека свой, мистер Уэйнрайт, – вмешался старик. – И, как писатели, мы должны найти способ установить связь с каким-то количеством людей. Не со всеми. На такое никто не способен. Именно поэтому у всех нас свои подходы к ремеслу. Разные, но одинаково имеющие право на существование.

И снова в доме воцарилась тишина. Казалось, даже огонь притих, пока властные слова Себастьяна разносились из гостиной по другим комнатам.

– Однако вот важный нюанс: мне кажется, есть кое-что, объединяющее все виды хоррора. Если я заведу вас в темную комнату и кто-нибудь выскочит на вас и закричит: «Бу!» – вы невольно вздрогнете и, может быть, даже испугаетесь. Но тут же придете в себя. – Голос Себастьяна плыл вверх по лестнице. Он эхом отдавался в темном коридоре, проникал сквозь щели под дверями, в пустые спальни. – Но что, если по пути к двери я расскажу вам, что в этой комнате встретила свой конец очень злая старуха и каждую ночь, когда часы бьют двенадцать, она возвращается сюда и бродит, вытянув перед собой руки со скрюченными артритом пальцами, пытаясь нащупать то, чего не видят ее затуманенные катарактой мертвые глаза? Что, если, закончив рассказ, я заведу вас в темную комнату и запру, и вы будете сидеть там всю ночь, не зная покоя, думая лишь о том, что может скрываться во мраке, что может коснуться вас мертвенно-холодными руками?

Голос Себастьяна достиг ниши, пронесся мимо темнеющего в ночи витражного окна, вверх по узким, крутым ступеням, ведущим к кирпичной стене. И даже там они просочились сквозь щели незамеченными.

– Вот в чем главный секрет хоррора, – уверенно сказал Себастьян, и никто не посмел ему возразить, – то, во что ты веришь, существует.

Двадцать минут спустя Кейт коснулась сенсорной панели ноутбука. Красные огоньки на камерах погасли.

Интервью было окончено.

– Ну что ж, это было потрясающе, честное слово, – объявил сияющий Уэйнрайт, собираясь встать из кресла. – Огромное вам всем спасибо за участие.

Сэм коснулся рукой края фотографии в заднем кармане.

– Вы нас подставили, – прорычал он.

Уэйнрайт пожал плечами: