Килл крик

– Восхвалять? – хохотнула Мор. – Вы что, правда такая святая простота? Пока вы смотрите в небеса и распеваете гимны про «кто же сдвинет камень прочь», я сворачиваю валуны, чтобы показать извивающихся белых червей под ними. Они там, Манниак, вы просто не желаете этого признавать.

Мор помолчала, собираясь, медленно водя ногтем мизинца вверх-вниз по волевому изгибу своей челюсти. Когда она заговорила снова, голос ее был ровным и спокойным. Парадоксальным образом, но от этого она казалась еще более ожесточенной.

– А прикол вот в чем: мы все в той или иной мере больные извращенцы. Даже праведный Дэниел Манниак. Наши постыднейшие желания стары как мир, хоть ностальгия Себастьяна и религия Дэниела и обеляют те времена, когда черные не могли даже отлить рядом с белыми, а миллионы евреев уничтожали в лагерях смерти. И это, возможно, главное наше извращение – не замечать ужас, даже когда он творится у нас перед глазами.

Уэйнрайт не торопился прерывать неприятную паузу, он позволил тяжелому молчанию разлиться по гостиной. А потом резко подался вперед. Внезапное движение застало Сэма врасплох, руки его сжались в кулаки. Но Уэйнрайт не пошел дальше. Невозмутимо и непринужденно он сообщил:

– Это из «Вашингтон Пост»: «Одиозные псевдороманы вроде „Надреза“ во всей красе являют нам морду литературы».

Мор повернулась к нему так стремительно, что Сэм испугался, как бы ее голова не слетела с шеи.

– Детка, мои конкуренты – самые талантливые писатели мира. А ты борешься за аудиторию с котиком, играющим на пианино.

Уэйнрайт выдержал ее взгляд. Даже зрелище деформированного зрачка его не смутило. Он принялся постукивать пальцем по ноге, готовясь нанести следующий удар.

– А это из рецензии на вашу предыдущую книгу «Поход плоти»: «Мор снова лезет из кожи вон, шокируя всех и вся в достойной восхищения, но бессмысленной попытке доказать, что женщина способна писать мерзости не хуже мужчины».

От звука, с которым Мор опустила свой стакан на кофейный столик, Дэниел вздрогнул.

– Если бы эту книгу написал Баркер или Паланик, если бы Кроненберг снял об этом фильм, никто бы и не вякнул.

– Значит, вы думаете, что хоррор – это мужской клуб?

– Я думаю, мне единственной из сидящих в этой комнате предлагали издательский договор в обмен на минет.

– А вы согласились?

– Иди в жопу, Уэйнрайт. – Голос Мор едва заметно дрогнул.

Она была в опасной близости от того, чтобы потерять свою всегдашнюю железобетонную выдержку.

– А ну-ка, хватит! – вмешался Себастьян. – Давайте вести себя цивилизованно.

Уэйнрайт убрал кочергу с коленей и поставил ее как трость, уперев кончик в деревянный пол, а ладонь устроив на металлической ручке. Тишину в гостиной нарушало лишь потрескивание огня.

– Сэм, вы так тихо сидите, – внезапно сказал Уэйнрайт. – В этом ведь ваша суть, верно? Выжидать. Сливаться с пейзажем.

«Началось, – подумал Сэм. – Моя очередь». Он потянулся к бутылке – к несчастью, та оказалась пуста.

– Просто не хочу лезть в зону боевых действий.

– Простите, дружище. – Уэйнрайт ухмыльнулся и поудобнее устроился в кресле, не снимая руки с кочерги, словно король на троне. В резком свете камина его лицо казалось еще более искусственным, чем раньше, словно другой человек натянул маску Уэйнрайта. – Нельзя прятаться вечно.

И снова Сэма посетило неприятное ощущение, будто этот парень способен читать его мысли.

– Можно смело утверждать, что вы находитесь где-то между Себастьяном Коулом и Ти-Кэй Мор.

– Наверное.

– Вы представитель мейнстрима. Вы пишете хоррор для широкой публики.

– Мне повезло найти своего читателя.

– Как вы думаете, почему стольким людям импонирует ваша манера письма?

Красный огонек горел над объективом направленной на Сэма камеры, как будто одноглазая крыса изучала его, выискивала в нем слабину.

Сэм сказал себе: «Это не допрос. Это то же самое, что твои лекции. Соблюдай безопасную дистанцию. Он не зайдет дальше обозначенных тобой границ».

Он расправил плечи и представил себя за кафедрой в Будиг-холле, представил, как огромное готическое окно нависает над ним золотой стрелой:

– Я считаю, что, перед тем как втягивать читателя во что-то необычное, нужно вначале прочно утвердиться в обыденном. Поэтому я начинаю с описания повседневности, а затем медленно, но верно наполняю ее сверхъестественным. Не знаю… Может быть, именно за это люди любят мои книги. В персонажах и обстановке они узнают себя и свою жизнь. Я с пониманием и уважением отношусь к иным взглядам на хоррор. Этот жанр, так же как научная фантастика и фэнтези, может и должен поощрять авторов свободно экспериментировать, искать свои уникальные пути. Мой путь заключается в том, чтобы начать с чего-то совершенно обыкновенного, приземленного, а потом постепенно расширять трещины в фасаде, впуская тьму. Я стараюсь отдавать должное тем, кто вдохновлял меня, и никто не вдохновлял меня больше, чем Себастьян Коул.

– Спасибо, Сэм, – сказал Себастьян.