Килл крик

Однажды, много лет назад, Дэниел и Сабрина вышли на прогулку, толкая перед собой коляску, в которой, укутанная в одеяло, лежала их новорожденная дочь, и увидели охваченный пожаром дом. Это был старый шестиэтажный многоквартирник в северо-восточном углу перекрестка. Черные клубы дыма вырывались из окон верхних этажей. Пожарные, похоже, справлялись с бедствием, мощные струи из их шлангов уничтожали пламя.

Жильцы скучились на краю тротуара. Было очевидно, что в свои квартиры они вернуться не смогут. Огонь причинил дому слишком большой ущерб. Кто-то кашлял, кто-то стоял молча, большинство наблюдали за страшным зрелищем со слезами на глазах. У края толпы стояла мать с сыном. Она не плакала. Она нежно улыбалась мальчику, тихонько ероша рукой его волосы.

– Чему вы улыбаетесь? – не выдержал Дэниел. – Вы же потеряли все.

– Я ничего не потеряла, – мягко ответила женщина. – Мой сын для меня – все, и Господь его пощадил. Господь пощадил нас обоих. Я ни в чем больше не нуждаюсь.

Это был судьбоносный момент. Вместе с совершенным в детстве благополучным прохождением сквозь паучий туннель слова этой смиренной женщины осветили прометеевым огнем темную дорогу его жизни.

Но больше огня не было: теплый свет погас. Спасение из дара превратилось в злую бессмысленную шутку вроде вечно ускользающей долларовой бумажки на веревочке.

Дэниел снова услышал скрип половиц – жена приблизилась к двери кабинета. На этот раз она не ушла. Пару секунд спустя раздался тихий стук.

– Дэниел? – робко позвала Сабрина.

– Я работаю.

– Можно я открою дверь?

– Я работаю, – повторил он громче.

За дверью повисло молчание, но звука удаляющихся шагов не последовало. Наконец Сабрина заговорила снова:

– Здесь преподобный Чарли.

Дэниел издал раздраженный вздох. Сабрина не раз грозилась пригласить священника домой. И выполнила свою угрозу. Почему она просто не оставит его в покое?

– Дэниел? – за дверью раздался мужской голос, низкий, успокаивающий. – Дэниел, почему бы вам не открыть дверь, чтобы мы могли побеседовать?

– А о чем нам беседовать?

– Вот вы мне и скажите, – был ответ.

Руки у Сабрины дрожали, пока она разливала кофе, носик кофейника громко звякал о хрупкую фарфоровую чашку.

Преподобный Чарльз Норланд устроился на краю дивана и чинно сложил ладони на коленях, словно готовясь к молитве. Внушительным видом он не отличался. Темный костюм висел на его тощей фигуре мешком, верхняя пуговица сорочки вечно была расстегнута, открывая взгляду лезущие наружу тонкие черные волоски. Преподобный легко загорал, даже притом, что большую часть времени он проводил в стенах Первой лютеранской церкви на углу Шестой и Ореховой улиц, его кожа блестела бронзой, как летом. Ему было сорок два года, и волосы его наконец начали редеть, обнажая «вдовий мысок» на лбу. При порядочном росте в шесть футов весил преподобный не больше ста шестидесяти фунтов. Говорил он неспешно, но уверенно. Сдержанно, но властно. Его голос, точно вода, что просачивается в трещины несокрушимой на вид скалы, постепенно проникал человеку в самое нутро, и вот человек уже раскрывал преподобному всю свою подноготную.

Дэниел подождал, пока преподобный Чарли осторожно пригубит обжигающий кофе. Он посмотрел на Сабрину, та поспешно отвела взгляд.

Преподобный проглотил кофе и спросил:

– Ну, как ваши дела, Дэниел?

– Никак. Работаю над новой книгой.

– А вы всегда запираетесь в кабинете на несколько дней, когда работаете над книгой?

Дэниел покачал головой:

– Нет. Но эта… эта книга не такая, как другие.

Преподобный Чарли медленно вдохнул, воздух засвистел у него в ноздрях.

– Вы давно не были в церкви, Дэниел.

– Не принимайте на свой счет.

На губах Дэниела заиграла ухмылка. Раньше он не ухмылялся. Никогда.

Преподобный чуть сдал назад и следующие пять минут рассказывал унылые новости из жизни прихода о том, как Минни Конрад слегка взбаламутила церковный хор, выбрав для своего соло поп-песню («Рык» Кэти Перри), как шестнадцатилетняя Шелли Эллерман прервала воскресную проповедь в честь Дня поминовения бурным приступом рвоты во втором ряду (похоже, Шелли мучилась первым в жизни похмельем), как церковь наконец-то накопила средства на реставрацию старейшего витража часовни, изображающего прибытие Христа в Иерусалим (все должны доделать к концу сентября).

Дэниел чувствовал, как спокойный, размеренный голос священника вытягивает из него все жилы. Он тайком оглядел комнату в поисках возможного предмета для отвлечения, на котором можно было бы сосредоточиться и попробовать избавиться от гипноза. Кофейный столик со стопками благопристойно толстых книг. Черные туфли Чарли, недавно начищенные до блеска, однако с кусками грубой кожи там, где преподобный проглядел. Бугор его собственного живота, куда меньше, чем шесть месяцев назад, мерно вздымающийся и опадающий в такт его дыханию.

– А я его скоро поборю, – внезапно прервал Дэниел излияния гостя.

Преподробный Чарли растерянно замолчал:

– Что?

– Мой «синдром невидимых ног». – Дэниел ткнул пальцем вниз. – Когда твоих ног не видно из-за пуза.

Он хохотнул, радуясь собственному остроумию.