А меж тем дикари с жутким упоением копались в куче мусора, и, как я заметил, выбирали из неё медные монеты, такие затертые, старые и зеленые, что чеканку было разобрать невозможно. Остальной хлам им был, видимо, не нужен, и они расшвыривали его в разные стороны. В частности, к нашим ногам падали какие-то спицы, проволока и несколько же вытершихся монет – только серебряные и одна золотая. Такая тонкая разборчивость в металлах еще раз подтверждала мою теорию о том, что зачатки разума (или остатки?) у этих дикарей все же есть.
Утренний улов меди был велик; на расстеленной грязной тряпке возвышался приличная увесистая куча медяков, и дикари, торжественно сцапав тряпку, потащили её к вышеупомянутым воротцам. Заинтересованные, мы двинулись вслед за ними. Они не обратили на нас никакого внимания; видимо, собирание меди не было ни религиозной, ни какой-либо еще важной тайной, и мы беспрепятственно прошли с ними до ужасной вонючей ямы, где копошились сотни тысяч омерзительных червей, очень похожих на опарышей. Но не это было интересно; самое интересное было то, что черви, видимо, питались медью, потому что дикари весьма осторожно опустили свой увесистый узелок в их шевелящуюся, кипящую, отвратительную массу, и черви с довольно мелодичным скрежетом облепили узел, затрещавший по всем швам. После этого дикари преспокойно развернулись и потопали обратно, не обратив на нас своего внимания.
Тем временем припекало; от земли поднимался мокрый жар, какая-то нечисть грызла лицо, забиралась под одежду и зудела нестерпимо, но мы мужественно кутались в пропитанные потом липкие тряпки, потому что одна мысль о том, что за нашу наготу нас могут вожделеть эти заплесневевшие красотки, мы с Черным впадали в дикий ужас, и остервенело зудились, упрямо не заголяясь.
Ур махнул рукой, и мы продолжили наш путь в лес – признаюсь, я уже начал задумываться об обеде, и не прочь был бы снова вернуться в деревню хотя бы затем, чтобы забраться в кладовую дикарей – ведь едят же они когда-нибудь? Но Ур лишь мотнул головой, отрицая всякую возможность мародерства, и мы продолжили наш путь дальше.
Наконец, мы вышли почти к окраине леса; далее тянулась голая земля – кое-где на ней росла чахлая трава, но в основном то тут, то там располагались источники, от которых поднимался пар, и нестерпимо пахло серой. Далее виднелись те самые скалы, о которых упоминал Ур; кажется, мы пришли к месту назначения . Ур вздохнул с облегчением и мотнул головой – нам туда! – и мы двинули к воде.
Однако, далее произошло нечто невообразимое: в подлеске, чуть южнее того места, из которого вылезли мы, раздался чей-то голос. Это была, несомненно, речь, хотя и весьма примитивная, и мы втроем, не сговариваясь, ринулись к первому же мало-мальски глубокому источнику и нырнули в него, пряча головы за неровным краем ямы.
Из лесу вышло пять мужчин. С виду они ничем не отличались от уже известных нам дикарей – те же многочисленные тряпки, намотанные на туловища, и меланхоличные лица, – да только эти меж собой переговаривались, и язык их чем-то напоминал привычный нашему уху говор жителей Мирных Королевств, только с более грубыми оборотами в речи, да с более тяжеловесными фразами. Слышать это было странно и смешно; судя по их речи казалось, что это не пара варваров говорит, а два высокородных лорда из древнейшей древности высокопарно приветствуют друг друга.
Наверное, это были представители более развитого племени, кто знает?
- Сегодня имело место быть кормление в стане, – сказал один из дикарей, и Черный прыснул – так нелепо это звучало. – Стало быть, завтра поимеет место быть заражение, мнится мне.
- Было бы премного прекрасно это, – заметил второй, – изобилие пищи нам обещает заражение, и изобилен будет наш стол различными яствами, и нам не станет такой надобности излишне напрягать свои силы и трудиться, добывая пропитание своим утробам.
Мы втроем переглянусь. Сдается мне, речь шла о червяках, которых давеча покормили медью. Неужели эти, с позволения сказать люди, кушали червей?!
Тем временем мужчины двинулись осторожно вдоль кромки леса. Мы – за ними, перебираясь из одного источника в другой, покуда они не привели нас к некому плетню. Там они свой путь прервали и принялись готовиться к некому действу – точнее, они начали топоры точить, хорошие такие топоры, добротные, с потемневшим рукоятками. За плетнем, высоким и крепким, видимо, содержался некий домашний скот, потому что из-за веточной стены раздавалось чавканье, хруст, визги. Похоже, там были свиньи, а эти, с топорами, пришли напрягать свои силы и трудиться, чтобы добыть пропитание своим утробам. Свиней колоть они пришли, тоесть. Это хорошо; уж что-что, а уж втроем отнять у пятерых мужиков свинью мы сможем… или нет?