Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Погодин построил сценарий на контрасте героев-друзей, немного напоминающих Лорела и Харди: тонкого и артистичного Дурова и могучего и доброго Поддубного. В «Поддубном» места клоуну не нашлось. Но в скором будущем фильм «Дуров» нам вряд ли грозит. Дуров славился дерзкими издевками над тупым и злобным начальством, а в «Поддубном» управленцы Российской империи, за исключением одного комичного старика, умницы и патриоты. Спора между двумя фильмами не вышло, зато сравнивать их – милое дело.

«Мими», – робко обращался колосс (Станислав Чекан) к акробатке, с первого взгляда покорившей его детскую душу, у Погодина. «Да какая я Мими! Просто Маруся», – отвечала актриса Ия Арепина. «Да какая я Мими! Просто Маша», – смело оспаривает ее в «Поддубном» Катерина Шпица.

Правда, у Погодина борец терял свою любовь, рухнувшую по вине хозяина цирка, с трапеции, едва успев обрести ее. А Коротков дал им возможность пожить вместе и сделал Мими жертвой маниакально-депрессивного психоза Поддубного (Михаил Пореченков).

«Отец обещал о меня оглобли обломать» – проходная реплика у Погодина производила комический эффект в силу своей случайности: страшно подумать, что за отец у богатыря. Коротков на всякий случай повторяет репризу дважды.

Дважды, как и у Погодина, герой сходится на арене с коварным французом Буше, натершимся оливковым маслом. Правда, перед матчем-реваншем соперник пытается вывести Поддубного из строя, не подослав к нему, как у Погодина, прелестную мамзель, которой поручено напоить колосса, а натравив на ночной парижской улице банду апашей. Что поделать: бенефис мамзель был невозможен изначально – авторы не раз акцентировали кристальную трезвость Поддубного.

Зато лучшую сцену – возвращение Поддубного в цирк, из которого он сбежал на родной хутор, – наши современники решились несколько переписать, безнадежно убив в ней главное – магию цирка. Ведь в любом байопике важно не о ком он, а о чем. Погодин писал о мороке, проклятии и чуде циркового искусства. Его цирк был суров и жесток – в грим клоуну запросто могли подмешать известь, – но в самом его воздухе было нечто волшебное: глотнув его однажды, становишься пленником манежа и кулис пожизненно.

«Поддубный» – фильм о том, как герой отстаивает спортивную честь России за границей. До революции, по заданию «партии и правительства», в Париже. После революции, по собственной инициативе, поддавшись мечтам о красивой жизни, в США, где менеджеры его облапошат, и, продав все свои награды, борец чуть ли не «вплавь за пароходом» помчится на родину.

Вообще-то родину любят все нормальные люди: это никак не характеристика именно Поддубного. Но транслировать эту любовь посредством нравоучительных баек, конечно, гораздо проще, чем объяснить, ничего не проговаривая вслух, как совершается волшебное превращение грузчика-босяка в артиста. Безнадежнее всего испорчен эпизод, в котором Поддубный молится перед решающим парижским матчем. Показали бы лучше, как герой – в «Борце и клоуне» он хвастался этим своим умением – крестится двухпудовой гирей: оно и душеспасительно было бы, и эффектно.

Подпольное детство (Infancia clandestine) Аргентина, 2011, Бенджамин Авила

Бабушку привозили навестить «цыпленочка» Хуанито (Тео Гутьеррес Морено) и грудную Викторию – с завязанными глазами: чтобы под пытками не выдала, где живут ее дочь и зять. Когда-то ее бесило, что внука назвали в честь президента-изгнанника Перона – теперь может радоваться: он теперь не Хуан, а Эрнесто – в честь понятно какого другого знаменитого аргентинца.

Вновь он обретет свое имя очень скоро. Когда балагур-дядя подорвет себя гранатой и утащит на тот свет военный патруль: все знают, что смерть лучше, чем арест. Когда папа погибнет в перестрелке, мама «пропадет без вести», как «пропадет» и сестренка. Просто блокадный дневник Тани Савичевой: «Умерли все. Осталась одна Таня».

Умерли все. Остался один Хуанито – альтер эго режиссера: «Подпольное детство» – автобиография. Только у него была не сестра, а девятимесячный брат. Авиле повезло: он нашел брата, отданного на воспитание в чужую семью, но свыше 300 из 500 детей убитых родителей, усыновленных, как правило, бездетными карателями, не найдены. Продюсер «Детства» Луис Пуэнсо прославился как режиссер «Официальной истории» (1985) – фильма как раз о таких детях.

История Хуана для аргентинцев, чилийцев или бразильцев – история банальная, типичная. В 1970-х годах военные режимы пяти южноамериканских стран осуществили план «Кондор» – по образцу нацистской программы «Ночь и туман» и действий французской армии в Алжире – физического уничтожения левой городской герильи, ну и всех, кто «левее стенки». Фактически это был геноцид целого поколения интеллигенции и гражданских активистов. В Аргентине он приобрел фантасмагорические масштабы: после пыток «исчезли» до 30 тысяч человек, не считая убитых на улицах.