В марте 1921 года в составе смоленского сводного коммунистического отряда отец участвовал в подавлении Кронштадского восстания. Это открытое военное выступление против советской власти, названное большевиками контрреволюционным мятежом, сильно их напугало. «Революция может крахнуть»,– заявил Ленин, и 300 делегатов проходившего в этот момент X съезда РКП(б) составили боевое ядро поднятых на Кронштадт военных сил. Решающее наступление в ночь с 16-го на 17 марта велось по льду Финского залива, уже по-весеннему непрочного, в кромешной темноте. Многие утонули. А могли погибнуть все, если бы заговорила артиллерия на мятежных кораблях. К утру Кронштадт был взят, и начались казни восставших. Кстати, кинохроника ночного штурма была инсценирована по приказу командования и снята… среди бела дня, а вот парад победителей, который принимал Троцкий,– хроника подлинная.
Так мой отец, 19-летний молодой человек, раз и навсегда выбрал социальный и политический путь и скрепил свой союз с революцией и Коммунистической партией большой кровью. Оставалось вступить на профессиональную дорогу. Год проучившись на рабфаке, он поступил на медицинский факультет Смоленского университета, а затем перевёлся в Московский университет и успешно закончил его в 1926 году. Отлично учился, одновременно занимаясь научной и партийной работой. Он уже выбрал, и на всю жизнь, медицинскую специализацию – неврология. Много писал, печатался, по совокупности научных работ получил степень кандидата наук, стал первым директором Московского медицинского института, только что созданного на базе медицинского факультета университета. Он и сам продолжает учиться – в Институте красной профессуры на отделении философии и естествознания. Выдающиеся учёные современности, и среди них И. П. Павлов, давали положительные отзывы на его работы. Можно говорить о несомненном влиянии В. М. Бехтерева на его научные изыскания, ведь не случайно отец так много занимался тем, с чего тот начинал,– экспериментальным изучением эпилепсии, чему посвятил и свою докторскую диссертацию. Бехтерев – в одном лице теоретик, практик медицины, её организатор, педагог – служил для отца высоким образцом наиболее полной реализации себя в профессии.
В середине 30-х отец попадает в особый, одновременно и научный, и пропагандистский проект – стажировка молодых талантливых учёных в крупнейших научных центрах за рубежом. Физик Капица, химик Семёнов, невролог Гращенков… Англия, Германия, Франция, Голландия, США, Кэмбридж, Оксфорд, Иель, Рокфеллеровский институт – вот его маршрут, покрытый за два с половиной года. По возвращении он назначается первым заместителем наркома здравоохранения СССР с неограниченными полномочиями по существу, поскольку нарком Григорий Каминский (Гофман) – старый большевик, прекрасный организатор, но недоучившийся врач. Он имел неосторожность на пленуме ЦК сообщить, что в бытность свою первым секретарём ЦК партии Азербайджана получил сведения о связи Лаврентия Берии с иностранными разведками в годы Гражданской войны. В 1938-м Каминский был арестован и расстрелян. Тогда отца выдвинули на пост наркома здравоохранения. Когда на заседании Совнаркома шло утверждение на должность, произошло столкновение с Н. А. Булганиным, тогда зампредом правительства. Необразованный, несдержанный, грубый сын приказчика и сам мелкий конторщик, он позволял себе на заседаниях орать и даже материться, всем «тыкать». Это шокировало наркомов, привыкших к интеллигентному поведению первого поколения руководителей. Однако терпели и отца предупреждали, уговаривали потерпеть, промолчать. Но он не сдержался и прервал Булганина: «Николай Александрович, я в детстве пас коров, но не с вами. Прошу обращаться на «вы» и без матерщины». Позже, вспоминая об этом, отец преподал мне два урока: не позволять начальству себя унижать, сразу ставить на место и ещё не царапаться робко в служебные кабинеты, а просто отворять дверь, прося разрешения войти. Я их усвоила на всю жизнь, что не всякое начальство понимало и принимало.