Киноантропология XX/20

Во время военного конфликта с Японией у озера Хасан отец был командирован на места боёв для расследования загадочных смертей среди высшего командного состава Красной армии. Смерть была внезапной, быстрой, сопровождалась симптомами отравления. Сразу заговорили о диверсии, о происках врагов народа и от отца ждали научного, медицинского подтверждения этому. Отец изучил места, где собиралось армейское начальство, побывал в штабном помещении, на наблюдательном пункте на высокой сопке. Здесь он увидел огромный валун, попросил солдат караула его отвалить и показал большое гнездо маленьких юрких змей. «Но почему они кусали только командный состав?!» – не унимался особист, видимо, готовившийся отрапортовать о раскрытии заговора. «А разве рядовые могли позволить себе сесть во время военного совета»,– парировал отец. И это воспоминание, обращаясь ко мне, заключил так: «Всегда начинай думать с простых величин, не мудрствуй лукаво, доверяй, как это свойственно уму народному, моментам житейским». Таким умом он сам, слава Богу, обижен не был.

Отец активно участвовал в создании нового комплексного научно-исследовательского центра медицины и биологии по изучению человека – Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ). Его основой был питерский ИЭМ, созданный ещё до революции принцем Ольденбургским, правнуком императора Павла I. Зато ВИЭМ советского периода существовал под патронатом Максима Горького, имя которого институт одно время носил. Осенью 1932 года он был инициатором встречи у себя на квартире, так сказать, в домашней обстановке, учёных со Сталиным, Молотовым, Ворошиловым. Такая заинтересованность экспериментальной медициной со стороны руководства партии и государства, конечно, не была «вегетарианской»: её наработками хотели воспользоваться для выведения породы нового человека, для манипуляции массами, в военных целях. Отец не мог этого не понимать, но, видимо, решил воспользоваться идеологической конъюнктурой для развития самой науки. Входивший в инициативную группу, он часто вспоминал о ветречах с Горьким, но не с кем другим. Незадолго до войны ВИЭМ объединял около 3 тысяч сотрудников, имея конструкторское бюро и даже отдел медицинской кинематографии. В ведении института находился и сухумский обезьяний питомник, где отец занимался экспериментальной работой. В течение ряда лет, включая годы войны, он был директором ВИЭМ и много сил отдал организации на его базе Академии медицинских наук.

Участие в Великой Отечественной войне стало ещё одной профессиональной и человеческой высотой, взятой отцом как практикующим врачом, учёным, организатором медицины катастроф. Он обращался в самые высокие инстанции с требованием отправить его на фронт и долго получал отказ, но наконец в начале сентября 1941-го был назначен консультантом по нейрохирургии и невропатологии 33-й армии, воевавшей под Смоленском. Потом в её рядах он штурмовал Берлин. Ни одна армия не обладала таким научным медицинским потенциалом, ни одна медицинская служба не спасла столько раненых и не вернула в строй столько вылеченных. Отец сделал во фронтовых госпиталях сотни нейрохирургических операций, бесстрашно взялся за скальпель, будучи невропатологом, возможно, помня о том, что Бехтерев, открывший первую в мире нейрохирургическую клинику, будущее этой сверхсложной области хирургии видел в том, что ею займутся лучшие знатоки мозга – невропатологи. Вместе с создателем советского пенициллина Зинаидой Ермольевой отец испытывал его в госпиталях. И продолжал писать, обобщая и передавая в научных монографиях свой опыт фронтового нейрохирурга. За годы войны вышло три капитальные работы, которые так же спасали, как и его руки. Истово трудясь на войне и против войны, отец искупил ту большую кровь, которую пролил в 20-е годы милиционер, чекист, участник подавления Кронштадского восстания. Из рассказанных им военных сюжетов особенно запомнился один. Харьков, как известно, дважды сдавали фашистам и дважды брали. Многие здания в городе были разрушены, а нужно было срочно развернуть госпиталь. Объезжали одну улицу задругой и наконец среди развалин увидели чудом уцелевший дом. Сопровождающие обрадовались – нашли. Но отец распорядился ехать дальше. Несколько часов спустя это здание взлетело на воздух. На расспросы взволнованных помощников, понимавших, что едва не погибли сотни раненых, медперсонал, отец отвечал: «Просто я увидел не одно отдельное здание, а весь квартал и понял, что этот дом – минная ловушка».