Киноантропология XX/20

Родился Родченко в Петербурге в комнатке над сценой театра, где его отец служил бутафором. Когда в спектакле нужен был ребёнок, на сцену выводили «Шурку бутафорова». Было ли ему это в радость, трудно сказать. Но в свои творчески зрелые годы театр он не любил, предпочитал цирк и кино. По окончании церковно-приходской школы родители отдали его учиться «на зубного техника», пока в 19 лет он не взял свою судьбу в собственные руки – поступил в Казанскую художественную школу вольнослушателем. Здесь он встретил Варвару Степанову, позднее ставшую его женой и единомышленницей. Сын прачки и бывшего безземельного крестьянина, ставшего бутафором, Александр Родченко сразу принял революцию, и как социальное явление и как творческую перспективу. Участвовал в создании профсоюза художников, Изобразительного отдела Наркомпроса, творческих клубов. В 1917 пытался первый московский тучерез (небоскрёб) – дом Нерензее – превратить в коммуну художников с индивидуальными мастерскими для каждого и общей на крыше. Творческая среда Родченко и Степановой была насквозь лев(ф)ая и кинематографическая: Кулешов, Вертов, Эйзенштейн, Шкловский, Маяковский, Брик, Шуб, Ган, Третьяков. Правда, ещё до знакомства и сотрудничества с ними, в самом начале 20-х, Родченко сконструировал зал на колёсах для вечернего и дневного показа в сельской местности – киноавтомобиль. Его всё больше увлекает производственное искусство и отвлекает от живописи. Он называет себя художником-инженером и стремится изменить предметно-пространственную среду: «Предпочитаю видеть необыкновенно обыкновенные вещи» – почтовый ящик, ножницы, дверные ручки, чемоданы, переносной лоток для книг, газетный киоск, вагон трамвая.

С середины 20-х Родченко хорошо знают в Германии, Голландии, Италии и, конечно, во Франции. В 1925 году он оформлял советский отдел. В Grand Palais три зала отвели СССР, ссылаясь на ограниченность средств, полы в них засыпали клеевой сажей, которую посетители на обуви разносили в соседние залы и прямо на роскошные буржуазные ковры. Построенный Родченко интерьер-ансамбль «Рабочий клуб» после закрытия выставки был подарен Компартии Франции. В четырёх цветах (красном, сером, белом, чёрном) был выполнен весь этот интерьер: раздвигающиеся стены, трансформирующаяся мебель, витрина для стенгазеты, установка для оратора, этажерка для книг и журналов. Пока не поставили охрану, благовоспитанная буржуазная публика воровала газеты, плакаты, журналы. Своё место в «Рабочем клубе» занял и ленинский уголок и киноэкран. Родченко заставил говорить о себе художественный Париж, поставив своеобразный рекорд. Он взялся за пять дней сделать одну тысячу портретов углём в технике быстрого рисунка. «Контролёры» сменяли друг друга, а он сидел в знаменитой «Ротонде» по 15—17 часов кряду. И вот результат: 1000+13 рисунков и выполнены на 8 часов раньше, чем договаривались. Принесли сценарий с предложением построить декорации и оформить интерьеры для одной из кинопостановок. Сценарий не заинтересовал, зато он охотно раскрасил стены съёмочного павильона на этой студии. Родченко участвовал в четырех разделах выставки: искусство улицы, ансамбль мебели, театр, искусство книги. Во всех получил медали. Всего художники из СССР увезли из Парижа 50 золотых, 45 серебряных, 27 бронзовых медалей и 9 Гран-при.

Опыт художника-инженера пригодится Родченко, когда он придёт в кино, как и опыт фотохудожника, основоположника фотомонтажа, мастера фотопортрета. Он предпочитал снимать серию портретов, каждый со своей композицией, на разных фонах, различной крупности. Получались своеобразные фотофильмы – «Владимир Маяковский», «Лили Брик», «Алексей Ган», «Эсфирь Шуб». Друзья всегда были желанными моделями. А ещё персонажи улицы – пионеры, комсомольцы, работницы, студенты… Как выдающийся фотохудожник он каждый портрет превращал в своеобразный антропологический документ эпохи, каждый снимок – в фотокартину. «Родченковская фотография», снятая с непривычных точек, динамичная, сдвинутая необычными ракурсами, была уже «движущейся», почти кинематографом.