Кинжал Клеопатры

– Они сказали, что я совершаю ошибку, позволяя женщине писать подобную историю, но мы показали им, не так ли, Лиззи?

– Да, сэр, – сказала она, застигнутая врасплох его внезапным проявлением теплоты и использованием прозвища, которое она не позволяла произносить никому, кроме своего отца.

– Итак, – сказал он, засовывая в рот вездесущий окурок сигары, – что у вас есть для меня сегодня? Я так понимаю, вчера вы до самого вечера искали зацепки.

Элизабет недоумевала, где он раздобыл эти сведения.

– Да, сэр. У меня есть кое-какие зацепки относительно личности девушки.

– Так выкладывайте все! – нетерпеливо сказал он, потирая руки.

Она рассказала обо всем, что произошло у Гарри Хилла, включая разговор с Зиком. Присев на край своего стола и скрестив руки на груди, Фергюсон внимательно слушал.

– Значит, – размышлял он, когда она закончила, – у вас есть ее адрес, но нет фамилии?

– Я не уверена, что это ее настоящее имя. Мне известно только то, что все звали ее Салли.

– Такие девушки часто используют псевдонимы в своей работе в качестве меры безопасности.

– У нее это не очень хорошо получилось, не так ли?

Фергюсон вытащил окурок сигары и положил его в пепельницу.

– Безусловно, это опасная профессия – боюсь, многие люди недостаточно осведомлены о ней.

– Возможно, эта история поможет им понять это.

– На вашем месте я бы не стал медлить.

– У меня есть еще одно предложение относительно того, как мы могли бы установить ее личность.

– Какое?

– Вы помните фотографию странного символа у нее на шее?

– Теперь, когда вы упомянули об этом, я начинаю что-то вспоминать. У меня должна быть где-то копия снимка, – сказал Фергюсон, перебирая ворох бумаг на своем столе. Элизабет задалась вопросом, является ли содержание стола в ужасающем хаосе требованием для редакторов «Геральд». – Я действительно восхищаюсь вашим прогрессивным духом, – сказал Фергюсон, хватая случайный лист бумаги и вглядываясь в него, прежде чем бросить обратно в стопку. – Но люди читают подобные истории из-за похотливого трепета. Если они хотят изучить моральные недостатки общества, они посетят лекцию.

– Я отказываюсь верить, что люди настолько бессердечны, какими вы их изображаете.

Редактор пожал плечами, продолжая копаться на своем столе.

– Вы намного моложе меня. Возможно, когда вы будете в моем возрасте…

– Я разделю ваш пресыщенный взгляд на природу человека?

– Продавая газеты, вы не помогаете людям узнать друг о друге получше. Ах! – воскликнул он, высоко поднимая фотографию. – Вот она! Да, действительно, – сказал он, изучая снимок. – Довольно странный символ. И вы верите, что он связан с ее смертью?

– Он был выгравирован у нее на шее. И это была единственная рана на ее теле.

Фергюсон расхаживал по кабинету и поглаживал свою бороду, которая была такой же темной, как и его брови.

– Нам нужно выяснить, что означает этот символ.

Раздался стук в дверь. Редактор распахнул ее и увидел детектива-сержанта О’Грейди с решительным выражением лица.

– Мистер Кеннет Фергюсон?

– Да. Чем я могу вам помочь?

– Детектив-сержант Уильям О’Грейди, столичная полиция, 23-е отделение.

– Доброе утро, офицер, – вежливо поздоровался Фергюсон. – Вы не зайдете? Позвольте мне представить…

– Мы уже знакомы с этой леди. Здравствуйте, мисс ван ден Брук.

– Доброе утро, сержант О’Грейди. Как любезно с вашей стороны избавить меня от поездки в ваш участок.

– Неужели я действительно это сделал? – сказал он, склонив голову набок. – Избавил вас от поездки?

– Да. Я как раз собиралась навестить вас.

– В самом деле?

Фергюсон вынул изо рта окурок сигары и неубедительно улыбнулся.

– Естественно, мы в «Геральд» всегда стремимся сотрудничать с полицией.

– Что ж, я рад это слышать, – ответил О’Грейди. – Что вы хотели мне сказать?

Элизабет рассказала ему, что ей удалось узнать о личности Салли.

– Но я полагаю, вы ведете свое собственное расследование, не так ли?

О’Грейди откашлялся.

– Мы еще не обнаружили ничего по-настоящему существенного.

– Слишком заняты сбором взяток, – пробормотал Фергюсон себе под нос.

О’Грейди пристально посмотрел на него.

– Что вы только что сказали? – резко спросил он.

– Я размышлял о том, как мы глупы. Ну, работники газет.

Сержант повернулся к Элизабет.

– Нужно ли мне напоминать вам, что я представил вас мистеру Новаку, позволив сделать фотографию, которую вы поместили на первой странице своей газеты?

– Это правда? – спросил ее Фергюсон.

– Ну, да, но… – Элизабет собиралась сказать, что ей все равно удалось бы раздобыть фотографии, но передумала. Нет смысла раздражать полицейского, который считал, что оказал ей большую услугу.

– Ваша газета – самая продаваемая из всех нью-йоркских ежедневных изданий, – сказал О’Грейди. – Я был бы признателен – капитан был бы признателен, – если бы впредь вы поощряли своих информаторов сообщать все, что им известно, непосредственно нам.

– Вы предлагаете вознаграждение за такую информацию? – спросил Фергюсон.

– Это не входит в политику столичной полиции…

– Тогда какой, по-вашему, у людей будет стимул отчитываться перед вами, а не перед нами?

– Удовлетворение от выполнения своего гражданского долга.