Кинжал Клеопатры

Действительно ли она получила то, что хотела? Элизабет задумалась. Когда они добрались до площадки второго этажа, она увидела Саймона, который стоял перед ними, облокотившись на перила и разговаривая с разносчиком газет. Элизабет невольно схватила Шустера за руку.

Он удивленно посмотрел на нее.

– С вами все в порядке? Was ist los?[41]

– Я… я прошу прощения. Я просто… вспомнила кое-что важное, – она поспешила прочь с лестницы и дальше по коридору. Озадаченный Карл Шустер неуклюже плелся за ней. – Я должна зайти сюда на минутку, – сказала она, останавливаясь у двери в женский туалет.

Шустер снял с плеча рюкзак и неловко встал, держа его обеими руками.

– Вы уверены, что с вами все в порядке? Ist alles…[42]

– Alles ist in Ordnung[43]. И спасибо вам за ваши добрые слова, – сказала она и скользнула за дверь.

Оказавшись внутри, она заставила себя сделать глубокий вдох.

– Так не пойдет, – пробормотала она, расхаживая взад-вперед перед рядом крепких фарфоровых раковин.

– Что не пойдет?

Она обернулась и увидела симпатичную молодую женщину из бухгалтерского отдела, жгучую блондинку с поразительно красными губами, одежда которой всегда казалась на размер меньше. Элизабет не раз видела, как Саймон Снид слонялся без дела вокруг ее стола, и у нее создалось впечатление, что девушка была не против его внимания.

– Прошу прощения? – спросила Элизабет, напуская на себя надменный вид.

Девушка скривила свои алые губы в ухмылке.

– Вы сказали «так не пойдет», и мне стало интересно, что вы под этим подразумевали.

– Я имела в виду отделку на моей юбке, – спокойно ответила Элизабет. – Она слишком богато украшена. Раз уж вы осмелились спросить, мисс…

– Грета Волкарре. Моя семья из Голландии, как и ваша.

Элизабет стало интересно, что еще Грета Волкарре знала о ее семье, но она просто одарила ее ледяной улыбкой.

– Что ж, мисс Волкарре, в будущем вам стоит подумать о том, уместно ли подслушивать разговоры незнакомцев.

– О, вы вовсе не незнакомка. На самом деле я думаю, что вы довольно хорошо известны большинству людей в этом здании. Некоторые девушки придерживаются мнения, что вы считаете себя выше всех нас, но я с этим не согласна, – она сделала шаг вперед, ее лицо было так близко, что Элизабет могла видеть красно-коралловую мазь на ее губах. – Я верю, – сладко сказала она, – что вы ничем не лучше обычной шлюхи.

Элизабет изо всех сил старалась сохранить бесстрастное выражение лица, когда холодная струйка страха скользнула по ее животу.

– На вашем месте, – медленно произнесла она, – я бы развернулась и пошла туда, откуда пришла. В противном случае я не могу поручиться за вашу безопасность.

Глаза Греты Волкарре расширились, и она приготовилась ответить, но, очевидно, передумала. Слегка фыркнув, она повернулась и вышла, позволив двери захлопнуться за ней.

Элизабет облокотилась на ближайшую раковину и вытерла влагу со лба. Что именно знала Грета Волкарре? И кто ей сказал? Что еще более важно, знал ли об этом кто-нибудь еще? Если информация о нападении на нее просочится наружу и будет искажена таким образом, как преподнесла ее Грета, это наверняка станет концом ее начинающейся карьеры репортера. Смысл ее слов был ясен: Элизабет была добровольной участницей того, что произошло. Верила в это Грета Волкарре или нет, не имело значения: она была готова представить это как истину.

Элизабет ударила кулаком по мраморному туалетному столику рядом с раковиной. Звук отразился от выложенных плиткой стен комнаты. Удар был болезненным, но в то же время он странно успокоил ее. Физический дискомфорт отвлек ее от эмоциональных переживаний. Стиснув зубы, она решила, что, кто бы ни пытался сорвать ее планы, она позаботится о том, чтобы им это не удалось.

Кеннет Фергюсон совещался с двумя другими репортерами в своем кабинете, когда пришла Элизабет. Увидев ее, он прогнал их вон.

– Входите, пожалуйста, – сказал он ей. – Вы закончили статью?

– Вот, – сказала она, протягивая ему страницы.

– Хорошо, хорошо, – сказал он, кладя их на свой стол. – Есть какие-нибудь новые зацепки?

– На самом деле кое-что есть, – она рассказала ему о смерти Грэмми, о которой ей сообщили накануне.

Фергюсон присел на краешек своего стола, скрестив руки на груди.

– Почему вы считаете, что ее смерть связана с этой историей?

– Я верю, что она знала то, о чем не рассказала мне. Казалось, она боялась раскрыть слишком много.

– А не могут ли это быть не связанные между собой убийства? Ваше описание наталкивает на мысль, что ее знакомые – не самые приятные личности.

– Это еще не все. Теперь я верю, что смерть Салли должна была…

Раздался стук в дверь кабинета. Фергюсон вскочил и открыл его мальчику-почтальону, державшему в руках письмо. Когда редактор потянулся за ним, мальчик отстранился и посмотрел на Элизабет.

– Это для вас, мисс. – Мальчик был невысоким и круглолицым, с оттопыренной нижней губой. Небольшой пушок на его подбородке, казалось, был попыткой отрастить бороду.

– Для меня?

– Вы мисс ван ден Брук, не так ли?

– Да, я.

Он протянул ей конверт.

– Где ты это взял?