Киппенберг

— Доктор Кортнер спрашивает, не может ли господин профессор…

— Пожалуйста, — произносит Ланквиц. И, когда фрейлейн Зелигер поворачивается к двери, отдает распоряжение: — Будьте добры, кофе, коньяк и сигары! И чтобы никто нас не беспокоил, слышите! Ни-кто!

В своем кабинете Кортнер с довольным видом кладет трубку. Он гораздо лучше, чем можно было ожидать, перенес всю суматоху этих последних дней. И его как фармаколога не может смутить, что своим ровным настроением он обязан либриуму: когда с утра до ночи выкладываешься на работе, без таблеток не обойтись! Кортнер чувствует себя почти хорошо. Конечно, жена прожужжала все уши, чтобы он вернул домой чадо, дочка есть дочка. Но когда речь идет о том, чтобы выжить, семья должна отступить на второй план, иначе и быть не может. Он не беспокоится о том, как живется его дочери, пусть получает то, чего хотела. Когда не будет денег, сама объявится.

Гораздо больше беспокоят Кортнера его собственные дела. Правда, не так уж страшен черт, как его малюют, и, когда речь идет о новых постановлениях, часто сгоряча перегибают палку. Но в конце концов все спускают на тормозах, и можно спокойно жить дальше. Конечно, в ближайшем будущем кое-что изменится в структуре научной и педагогической. Нужно потрудиться, чтобы все эти преобразования не затронули институт. Если Киппенберг со своими людьми, связавшись с производством, добьется успеха, это прямо-таки подтолкнет вышестоящие инстанции к реорганизации института по плану Боскова и Киппенберга.

Ведь потом окажется, что успеха добились только те, в новом здании, а остальные пусть как хотят. Ланквица все это мало затронет, у него не только имя есть, но в свои шестьдесят три он может передать молодым столько опыта и знаний, что сумеет работать всюду, да еще, пожалуй, лучше, чем здесь. Но в то, что старику в этом случае удастся обеспечить своему заместителю равноценный пост, Кортнер и сам не верит. А перебираться в Лейпциг ему тоже не улыбается, даже к диалекту будет трудно привыкнуть.

Кортнер не подвержен иррациональным страхам, но чует опасность. Конференция работников высшей школы не вызвала у него беспокойства. А вот то, что Киппенберг со своими людьми именно сейчас подымает волну, увеличивает опасность. А опасность эту надо преодолеть. И преодолеть ее можно.

Первая мысль, которая приходит в голову, нередко бывает самой удачной. У него она возникла в среду на их говорильне, и с тех пор он все тщательно обдумал. Это вполне подходящий вариант, поскольку не таит в себе никаких опасностей. Со всей этой историей надо кончать! Конечно, не прятать обратно в сейф, напротив! Нужно передать идею Харры государству для общего блага, работая тем самым для социализма. Это и внимание от института отвлечет. Вот оно решение: спихнуть наверх, как можно быстрее, еще сегодня от всего избавиться, не беспокоясь о сроках и других деталях! Сопроводительное письмо Кортнер уже составил. Продиктовать его нужно будет, конечно, не этой Зелигер, которая не может держать язык за зубами и обязана отчитываться перед своим партийным секретарем. У Кортнера есть лаборантка, которая знает стенографию и машинопись. Не зря же он целых два года каждый четверг отпускал ее на час раньше с работы. Кортнер уже вчера ей сказал, мимоходом, но совершенно конфиденциально, чтобы она была готова стенографировать то, что продиктует сегодня директор института, господин профессор лично. Этого было достаточно. Вполне понятно, что от волнения она прямо глаза вытаращила.

Кортнер идет к шефу. Утреннее происшествие тоже ему на руку: теперь у него еще один козырь. Сыграет он ловко. Не будет сразу раскрывать карты. Ланквиц вовсе не должен знать, кто ведет игру, пусть думает, будто сам всем управляет. На самом же деле управляют им: в среду Киппенберг, а сегодня очередь его, Кортнера.

Кортнер чувствует, что сейчас вполне может помериться силами с Киппенбергом. Киппенберг в среду обошелся со стариком довольно глупо, слишком круто взял его в оборот, нарушив правила игры. Это Ланквица здорово напугало. А Кортнеру испуг шефа кстати, потому что он хочет ловко и осторожно направить Ланквица в нужную или, вернее, удержать от поворота в ненужную сторону. Кортнер знает, что ему не хватает так называемого конструктивного мышления, но, если б оно было у каждого, чего бы оно стоило. Не всем же быть, как Босков, который непременно чего-то хочет. Самое главное, знать, чего ты не хочешь.