Кира в стране дирижаблей

Но наконец, музыканты в оркестровом аэростате заиграл гимн, знаменуя о начале парада. Люди: и бедняки внизу, и солдаты-воздухоплаватели, и црушники, и аристократия, и сам император – все как один, преисполненные величия, запели:

Россссия – священная наша держава,

Россссия – великая наша страна.

И воспрянет над ней восход дирижаблей,

И миром всем править будет она!

Боже, царя храни!

Сильный, державный,

Царствуй на славу нам,

Царь левославный;

Боже, царя храни…

Трубы стихли, и вот над лесом взмыли дирижабли. Один за другим они медленно и величественно ползли в сторону зрителей, подобные каравану кораблей, только принадлежащих куда более свободной стихии. Первым шел флагман и гордость россссийского флота, самый большое военное воздушное судно в мире, дирижабль-авианосец «Пожиратель туч».

Кира услышала, как за соседним зрительским аэростатом мужичина перекрикивает потоки воздуха в микрофон:

– Открывает воздушный парад флагман россссийского флота, идущий на высоте…

Кира узнала мужчину. Это был Дмитрий Крысилев. Он стоял перед камерой и комментировал воздушное шествие. Аэростат был напичкан камерами и всякой другой аппаратурой – он весь был отведен прессе, которая освещала парад. Заинтересованная работой своих будущих коллег, Кира завороженно наблюдала, как объективы камер ловят пухлые облакоподобные формы военных кораблей.

– Вот он! Вот он! Смотрите, мисс! – Капитан Смертин показал на третий по счету дирижабль, на корпусе которого было выгравировано «Громобой». Он уступал по размеру «Пожирателю туч», но был более маневренным и быстрым. Следом шли дирижабли-близнецы, изящные «Арабелла» и «Аркадия», настолько же смертоносные, насколько красивые. Надраенный до блеска фюзеляж слепил глаза восхищенных зрителей солнечными бликами.

Вокруг цеппелинов вились самолеты-истребители, перехватчики и разведчики. После «Аркадии» плелись пузатые бомбардировщики с десятками убийственных боеголовок под крыльями. Они прятали их подобно тому, как птицы прячут своих невылупившихся птенцов. Только это были самые уродливые, злые птицы – хуже стервятников, питающихся падалью.

Смертина было уже не остановить. Завороженный парящими дирижаблями, покоренный их мощью он без умолку болтал, шевеля широкими усами, смешивая на своем речитативном пути технические формулы устройства летательных аппаратов, патриотическую идеологию, историю страны и личную биографию. Казалось, капитан вошел в транс, который, правда, никто с ним не разделял. В его речи путались наименование клапанов! Барометров! Законы притяжения! Статики! Скорость попутного ветра!…

– …Кира, вы заметили какой сегодня солнечный день? Не правда ли? Каждый год одно и то же: в день парада светит солнце! Как по волшебству…

– Только за такое «волшебство» платят несколько сотен миллионов, чтобы химическими реагентами разогнать облака… – скептически пробурчал Однабоков. Но его голос потонул в капитанском экстазе.

– Что-что вы сказали? – Смертин не слышал никого кроме себя. – Так вот, каждый год в день Парада мы чтим память наших предков. Ведь только сегодня можно это сделать! Всегда с утра в этот день смотрим телевизор! Такова традиция! Потом каждый должен повязать георгиевскую ленточку: я – на машину, жена – на сумку, дочка – в косички, собака – на шею, а сын на… О, это моя гордость! Я кричу ему с кухни: «Рядовой Иван Смертин!» Он уже тут как тут: подбежит и отдаст честь. С детства научен, что есть такая профессия – Родину защищать. И слава богу! Мы с женой наряжаем его в гимнастерку, надеваем пилотку. Растет будущий юнкер. В руках – деревянная винтовка!

– Почему вы сейчас не с семьей? – растерялась Кира.

– Ну так им сюда не положено, там они, внизу, – он махнул рукой в толпу. – Так вот, с утра сегодня, значит, едем… На улице нам попадаются другие счастливые семьи, и все детки тоже в военной форме! Это правильно! Вот мой сынишка, хоть и маленький, а знает, что к такому с детства надо приучать. А если завтра война? Восьмилетние детишки не идут – маршируют под руку со своими мамками, рядом едут танки-коляски: «Можем повторить»! Красота! И слава богу! У меня аж слезы наворачиваются от умиления. А про себя думаю: «Жалко, что дочурка у меня, Верочка…» Так бы двух солдат Родине подарил.

Кира уже начала уставать от потока слов капитана, который, как из брандспойта, поливал ее своей личной жизнью. Она покосилась на Влада. Даже веселый и разговорчивый в начале дня брат, теперь хмуро переговаривался с Однабоковым. «Надо девочку спасать, а то он ее совсем заговорит…» – Кире показалось, что губы писателя произнесли именно это.