Кира в стране дирижаблей

– …С утра мы были на кладбище, там могилы павших воинов и, конечно, давка из желающих сказать: «Никто не забыт, ничто не забыто». Прямо на входе, возле черной ограды поставили ларьки с гвоздиками. Всего 50 рублей за штуку! Столько стоит память! И это хорошо, что ларьки так близко к кладбищу! Все для людей! Сервис! И слава богу!

– Для тех, кто никого и ничто не забыл, но купить две гвоздики, все-таки забыл, – встрял сзади Влад, но его слова остались без внимания.

Он и Однабоков сочувственно смотрели в сторону Киры, пытаясь подать ей знак, что разговор лучше закончить, пока капитана совсем не унесло в открытое небо. Они почти что выплясывали парный танец, состоящий из мимических жестов, подмигиваний и странных поз. Однако сами они уже не знали, как вклиниться в разговор и прервать Смертина. Если в начале парада Однабоков чуть ли не открыто соперничал с капитаном, то теперь словесная стена отгородила его от внешнего мира и делать хоть что-либо стало просто бессмысленно! Это эйфория! Экстаз! Патриотическая овуляция!

– …И пускай кто-то делает бизнес, а в двух метрах левее похоронены солдаты в братских могилах. А мой юнкерочек чешет прямо по газону (по пересеченной местности, так сказать) – разведчиком будет! Цветы и венки свалены на могилах, практически в кучи. Но ведь больше – лучше! Жаль, теща не видит всей этой красоты, – он гоготнул. – Цветов, что у нее на грядках! Ну она пошла в Бессмертный полк по городу, тоже дело хорошее! Это ведь наши скрепы! А мы вот сюда, на парад примчались! А вечерочком можно и на дачу, выходной же, в конце концов…! И слава богу!

– Капитан, – голос Киры показался ей самой холоднее железа. – А где же ваша георгиевская ленточка теперь?

Смертин в смятении обшарил мундир, на котором побрякивали бесполезные медальки за доблестную службу. Не найдя ленточки, он моментально успокоился.

– Потерялась видать… ну ничего куплю новую.

Ухватившись за паузу, Однабоков и Влад выдернули Киру из лап капитана: «Просим прощения, нам с мисс срочно нужно обсудить один неотложный вопрос…»

Кира устало повалилась на жесткое сиденье спиной к Смертину, дирижаблям, императору и параду. Смотреть ей уже не хотелось.

17

Темный больничный коридор с запахом нашатыря и просроченных таблеток, впитавшимся в белый, но грязный кафель, разнес гулкие шаги, пытающиеся казаться как можно тише. Этот монотонный и медленный гул, отдаваемый вибрацией эха, отражающегося от стен, казался пульсом этого мертвого места, но пульсом слабым и умирающим. Пульс – толчки крови – разносился по длинной варикозной набухшей вене с синим отливом. Пульс дошел до изгиба вены и свернул за угол. Но поскольку никто не видел его и не слышал, он как будто переставал существовать для всех кроме самого себя. Будто его и не было здесь.

Пульс понял это. И поэтому, утратив прежнюю осторожность отделился от стены и приобрел блеклые очертания человеческой тени. В лунном свете проступили черные руки и ноги. Тень скользнул к палате, как смерть, пришедшая за больным. Но смерть знает эту больницу, для одних она избавление от страданий, для других нежеланная гостья, но как бы там ни было, она завсегдатая, она снова и снова приходит сюда. А тень – нет.

Тень осторожничает, как волк, который старается не угодить в капкан медленно, бредет по лесу. Тень нервничает. Однако несмотря на это, тень идет под руку со смертью.

Смерти не нравится ее спутник, но он тут один и другого нет. А тень несет смерть в себе – ею набиты карманы, она прячется за пазухой, под кофтой, мягко облегает кожу, расползаясь по ей холодными пупырышками. И смерть, понимая, что выбора у ее нет, становится с тенью чем-то однородным, единым. Тень – это и есть смерть, даже если он просто человек.

У смерти должен быть носитель, не хозяин, но передатчик и вестник. И тень очень подходит для этой роли. Несмотря на то, что он молод и не имеет опыта, тень справится, он это знает, и смерть это знает тоже.

Через большие окна в холл проступает свет полной луны, и теперь уже не остается сомнений, что тень – это юноша, даже почти мальчик: затравленный, загнанный, испуганный, с животными повадками, оборотень, но все-таки еще человек.

Крадучись, он подходит к белой двери палаты. Бледными, худыми, длинными пальцами, как паук, он прощупывает дверь в поисках заветной ручки. Наконец, острые ногти с неприятным скрежетом клацают по металлу. Человек-тень отдергивает руку в страхе, но тут же возвращает ее на место. Он знает, что здесь он один. Он только привел с собой смерть, и она шелестит в складках его одежд.