Кислород

Иногда я все же вхожу вслед за ней в бар. Озираюсь вокруг. Бывает, подхожу к стойке и вся обращаюсь в зрение. Отчасти это возврат в собственное прошлое, отчасти осознание того, что моя дочь – все еще пленница. Порой, чтобы оправдать свое присутствие в баре, я по старой памяти заказываю водку. Чистую, неразбавленную. В четыре часа дня. По физиономиям барменов нетрудно прочитать, что они обо мне думают, глядя на мою одежду и поведение: старая шлюха. Возможно, так оно и есть, но с одной поправкой: в туалете этой забегаловки прячется Лаура. Не знаю, чем она там занята. Как мне кажется, просто сидит на крышке унитаза и слушает через наушники музыку. Она ныряет в этот склеп, чтобы глотнуть воздуха, а потом выходит наружу, в безвоздушное пространство. Когда я рассказываю об этом Франческе, она отвечает: «Сколько вам понадобилось времени, чтобы бросить пить?» Годы, признаюсь я. Я не могу лгать Франческе. Вначале, не смущаясь присутствием Даниэле, я держала бутылку в шкафу. Одной мысли, что она там, мне было достаточно, чтобы без страха встретить наступивший день. «Не волнуйтесь за Лауру, – говорит Франческа. – Это пройдет. И не надо повсюду ходить за ней».

Одним духом выпиваю рюмку и выхожу из бара. Я узнала, что хотела: это обычная забегаловка, а не притон, полный чудовищ. Будь иначе, я немедленно вызвала бы полицию. Сочинила бы любой предлог: здесь вот-вот вспыхнет драка, ко мне пристает пьяный, какие-то подозрительные личности торгуют неизвестно чем…

Типажи людей, которых можно встретить в подобных заведениях на окраине, не изменились со времен моей молодости: замученные отцы семейства, незамужние девушки, которых годами водит за нос потенциальный жених и которые от тоски выпивают ящики пива. Самые неприятные из посетителей – мужчины средних лет, которые в надежде разбогатеть все поставили на кон, а теперь понимают, что выбраться из ямы им поможет только волшебство. Неважно, во что они одеты – в какое-нибудь старье или в приличный костюм с галстуком, – они всегда до ужаса тупые. Я узнаю их по мертвым глазам. Некоторые даже пьют как будто через силу. Они застряли здесь, словно бутылки, подхваченные морским течением и угодившие в расселину скалы, откуда уже не выбраться. Они не заговаривают со мной, они вообще ничего вокруг не замечают. Но сегодня одному такому типу вдруг захотелось поболтать. «Отличная сегодня погода». Он обращает эти слова хорошо одетой женщине, сидящей со стаканом в руке в слишком ранний для этого час дня. Он и сам очень ухоженный, с проницательным взглядом. Ничего общего с теми, кто принимает меня за проститутку на пенсии. «Да», – отвечаю я, бросая взгляд на улицу. Небо словно рухнуло на землю. Может, Милан действительно является центром чего-то, но если смотреть на него отсюда, создается впечатление, что этот город не способен даже пошевелиться – в лучшем случае катиться под откос.

– Картина, – произносит незнакомец.

– В смысле?

– Картина, – повторяет он, указывая на гравюру, висящую над барной стойкой.

Известный сюжет: собаки, играющие в покер.

– Очень мило, – нехотя отвечаю я.

– Всякий раз, как ее вижу, смотрю и не могу оторваться.

Я еще раз покосилась на выцветшую гравюру: хоть она и в застекленной рамке, но уже сморщилась и покоробилась. Собаки, играющие в покер. Карикатура или что-то в этом роде.

– «Дружеская помощь».

– Что, простите?

– Так она называется. «Дружеская помощь».

– Ах, вот оно что.

– Бульдог передает приятелю, сидящему слева, трефового туза.

– Верно.

– Единственную карту, которой тому не хватало для выигрышной комбинации.

– Я не обратила на это внимания.

– И однако…

– Однако?

– Посмотрите на остальных игроков.

– Посмотрела.

– Смотрите хорошенько.

– Я вижу собак, играющих в покер. Это карикатура или что-то в этом роде.

– Семь собак.

– Верно.

– И все держат карты на виду. Кроме бульдога.

– Точно.

– У приятеля, которому он незаметно для остальных передает карту, такой же ошейник, как у него.

– Как будто бы да.

– Но это не единственное, что их связывает.

– Вы про тузов?

– А?

– Про тузов?

– Кроме тузов, это еще фишки.

– То есть они единственные, кто выигрывает.

– Вот именно.

– Эти двое – шулера, а остальные – их жертвы.

– У них сговор.

– Забавно. Я видела эту картину, наверно, миллион раз, но…

– «Дружеская помощь».

– Теперь это звучит совсем по-другому.

– Их двое, и они самые маленькие из всех. И оба ставят на одно и то же число. Впрочем, остальные, похоже, что-то заподозрили. Видите, как они переглядываются?

– Да.

– На картине запечатлен только один конкретный момент; возможно, мгновение спустя произойдет трагедия.

– Колли разъярится и опрокинет стол.

– А доберман выхватит пистолет.

– Еще немного – и, кажется, я сама окажусь за этим столом.

– Кулидж.

– Что?

– Это фамилия художника.

– А-а.

– Возможно, он хотел сказать: все мы сидим за этим столом. Может случиться что угодно.

Хозяин бара вдруг просыпается, словно у него внутри звякнул колокольчик. «Чертовы нарики…» – ворчит он себе под нос, направляясь в туалет.