Китаец. Незримая война

— Китайцы с древности верили в духов земли, неба, воздуха, воды… И даже с сотню лет назад в них крепко сидело это язычество. К примеру, когда там решили строить телеграфные линии, а для этого, ясное дело, надо было устанавливать столбы, простой китайский люд встал на дыбы: мол, начнут рыть ямы, побеспокоят подземных духов! Начнутся бедствия и эпидемии. Оспа, неурожай, засуха, смерти от несчастных случаев — все списывали на несчастный телеграф, — живописал я. — И вот дошла установка телеграфа до очередной центральной провинции. И аккурат над домом одного крестьянина протянули провода. Он так напугался, что слег, а потом жена крестьянина забеременела и в срок родила двух мальчишек-близнецов! Сыновья в Китае — это богатство, это радость. А тут целых два. Широко об этом разнеслась молва, и крестьяне уверовали, что протянутые над домом провода телеграфа — к увеличению потомства. Взятки стали предлагать, задабривать чиновников, чтобы над их домами раскидывали провода телеграфов. Вот такие суеверия.

— Язычники, одним словом, — резюмировал мой рассказ Минин.

— Да, — подтвердил я. — А угадайте, почему в китайских деревнях почти все постройки были одинаковой высоты? — задал я Минину вопрос на засыпку.

— Потому что у них коммунизм и равенство в крови! — отшутился Минин и засмеялся.

Водителю Николаю ответ Минина понравился, он поддержал его двукратным «гы-гы». Старший лейтенант, сразу было видно, далеко пойдет, подхалимничать умел знатно.

— Объяснялось это все тем же суеверным страхом перед духами, которыми кишела Поднебесная, как считали простолюдины. Они верили, что всякий дом, возвышающийся над другими, привлекает таинственные злые силы, носящиеся в воздухе, что неминуемо принесет несчастья в другие дома. Будто бы из-за этого начинались болезни, дохли свиньи, куры переставали нести яйца, переставали рождаться сыновья, ну и дальше любые неприятности по списку можно было списывать на этих духов. Так что жители рано или поздно сносили такую возвысившуюся постройку, ну или, по крайней мере, старались выровнять ее по высоте с соседними. А в старом Пекине никогда не строили дома на одной линии, какие-то выдвигали вперед, какие-то назад. Китайцы считали, что злые духи передвигаются исключительно по прямой линии, а встретив угол, они исчезали. Горбатые мосты и движение злых духов по ним — из этой же оперы. И крыши на китайских постройках по этой же причине с загнутыми вовнутрь концами. Кстати, и сельские дороги по этой причине были извилистыми — опять же, чтобы обмануть духов. Самобытно, а? — поинтересовался я.

— А по-моему, гораздо самобытнее, когда пресс-секретарь президента на себя вешает какую-то чухню, якобы помогающую от коронавируса. И ладно бы сделал это в шутку, а то на серьезных щах рассказывает журналистам, что он защищен от коронавируса. Ты же мне сам рассказывал, что необразованные китайские крестьяне разрывали на клочки документы, где чиновники ставили иероглифическую печать, и прикладывали ее к больным местам, веря в то, что эта бумажка исцелит от всех болезней. Тут такая же история. И ладно бы это сделала бабка 70-летняя, а тут пресс-секретарь президента. Представляешь, какой позор, — посетовал Минин.

— Позорненько, согласен. Так ведь еще и заболеет, — сказал я, пристально посмотрев на Минина.

— А я, Леш, не удивлюсь. Ты знаешь, что там внутри бадяжат?

— Да, не знаю. Херню какую-то месят, наверное.

— Это хорошо, если херню, как ты выразился, — сказал Минин. — А если радиоактивное что-нибудь. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— А я и понимать не хочу, пусть фсошники потеют.

Машина шла легко, я закрыл глаза и проснулся только возле подъезда. На часах было начало одиннадцатого, на Москву сошла крепкая темнота.

Минин сказал, что к девяти утра за мной приедет этот же водитель и отвезет меня в сумасшедший дом. Я сдвинул брови, удивился, но он резко отрезал, сказав, что пока лишь на «посмотреть», и рассмеялся. Добавив: «Так надо для дела, ты же понимаешь. Все вводные завтра». Мы попрощались, я поднялся в квартиру, но прежде, как обычно, открыв увесистую металлическую дверь подъезда, внимательно вслушался, нет ли чего подозрительного. Со стороны — да, это могло смахивать на поведение «клиента» дурки, но как говорится, береженого…

— Пьяненький ты мой, — ласково встретила меня Катюша. — Глазки блестят, улыбка светится, волосики кубарем. Проходи, проходи, буду расспрашивать, что это за самоизоляция у вас такая, товарищ командир.

Мы выпили буквально грамм триста на троих, и «пьяненьким» я, разумеется, с такого количества быть не мог. Поэтому я решил добавить немного его величества театра, подурачиться, короче. Скинув воняющий костром камуфляж, переоделся, принял душ и вошел в столовую совершенно трезвый.

— Ой, — удивилась моя зрительница, — ты что, притворялся, что ли?

— Чуть-чуть, хотел тебя повеселить, — признался я, включая чайник.

— Кушать будешь? — с заботой в голосе задала вопрос Катя.

— Нет, спасибо, я наелся мясных угольков, — с улыбкой ответил я, вспоминая гения шашлыкожарения Глебыча.