Китайская интеллигенция на изломах ⅩⅩ века : (очерки выживания)

«Видимо, что-то около 5 млн человек, из них в учебных заведениях — высших учебных заведениях, средних и начальных школах — 2 млн (имеется в виду профессорско-преподавательский состав — С. М.); есть интеллигенция в партийных и правительственных органах, в армии, в экономических организациях, в сфере торговли, в промышленности, в области литературы и искусства».

Из 5 млн интеллигентов, говорил он чуть позже, «менее одного миллиона составляют члены партии, остальные четыре миллиона — беспартийные». И тогда же прикидывал: «В литературно-художественных кругах немало интеллигенции, тысяч 50 наберется? Будем считать 50 тыс.».

Результатом предпринятых компартией мер, направленных на решение задач подлинной культурной революции и осуществлявшихся с помощью Советского Союза и других социалистических стран, явился рост числа работников умственного труда и ускорение процесса становления новой социалистической интеллигенции.

За 20 лет, предшествовавших победе народной революции, из всех вузов страны было выпущено 185 400 специалистов различных профилей. А за период с 1949 по 1957 г.— 358 700 человек. В 1949 г. в стране было 205 вузов, в которых обучалось 117 тыс. студентов, а в 1957 г.— 229 вузов, причём общее число обучающихся в них выросло до 441 тыс. При этом число инженерно-технических вузов возросло с 31 до 47, в них было принято 29 500 новых студентов — началась усиленная подготовка инженерно-технических кадров, столь необходимых развивающемуся государству[1122].

Таким образом, несмотря на все «перегибы» и просчёты маоцзэдуновцев, первые годы строительства Нового Китая привели к количественному росту интеллигенции, к расширению её специализации, к серьёзным положительным сдвигам в её сознании, к изменению её социального состава.

Однако по мере усиления личной власти Мао Цзэдуна на судьбе интеллигенции всё больше сказывались его «идеи». Вся пропаганда и практика маоцзэдуновцев в этом вопросе показала, что они неизменно пытаются представить интеллигенцию как силу, чуждую народу, как потенциального носителя «перерожденческих», «ревизионистских» настроений. Отношение к интеллигенции весьма показательно для характеристики идейно-политического лица маоцзэдуновцев: только те, кто исповедовал мелкобуржуазный революционаризм, в корне расходившийся с марксизмом-ленинизмом, могли попытаться внушать народу некий страх перед людьми умственного труда. Не случайно носители «идей Мао Цзэдуна» в конечном итоге оказались бессильными решить в духе своих идеалов столь мучительный для них вопрос об интеллигенции.

Интеллигенция, сознающая свой долг перед страной и народом, оказалась одним из серьёзных противников, мешавших Мао Цзэдуну превратить страну в «лист белой бумаги», на котором он мог бы начертать всё, что ему заблагорассудится. Этот слой общества, знакомый с достижениями зарубежной культуры, в том числе и культуры стран социализма, с теорией марксизма-ленинизма, не мог согласиться с идеалом «казарменного коммунизма», навязываемым ему маоцзэдуновцами. И в то же время даже Мао Цзэдуну и его сподвижникам было ясно, что без интеллигенции, особенно без интеллигенции инженерно-технической, научной, страна обойтись не могла и не может. Вот почему Мао Цзэдун применяет к интеллигентам политику «кнута и пряника». «Пряник», как правило, не помогал, и тогда вновь начинались «проработочные кампании».

Во второй половине 50‑х — 60-е годы «проработки» стали непрерывными, а в годы «культурной революции» репрессии возобладали над всеми остальными методами воздействия. Когда Мао Цзэдун перешёл к решительным действиям, направленным на окончательный захват власти, он сумел поднять армию и хунвэйбинов и уже их руками расправился с интеллигенцией и с теми партийными и административными работниками, которые ему мешали, или на которых ему удобно было свалить вину за свои прошлые ошибки. Во имя своих целей маоцзэдуновцы не остановились перед тем, чтобы отбросить страну на много лет назад не только в культурном, но и в экономическом отношении.