Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Нет ничего в Поднебесной мягче и слабее воды, но она велика беспредельно, глубока безмерно; простирается в длину бескрайне, волны ее безбрежны. Вдохнет, выдохнет, сожмется, разольется. Простирается в пространстве без меры. Высоко в небе образует дождь и росу. Внизу на земле — источники и заводи. ‹…› Обогащает Поднебесную и не истощается; облагодетельствует простой народ и не несет урона. Всегда в пути, но не может дойти до конца. Малая, но не может быть зажата в ладони. Нанеси удар — не поранишь, коли — не проколешь, руби — не разрубишь, жги — не горит. То течет спокойно, то бурлит, взбудораженная, но не рассеивается. Точит металлы и камни. Наполняет собой всю Поднебесную. ‹…› То, с помощью чего вода может вершить свое благо в Поднебесной, — это ее способность все проникать и все напитывать («Хуайнаньцзы», 1.12).

Поневоле задумываешься, как император относился к философским рассуждениям своих придворных. Ведь поэтический образ воды едва ли взволновал бы крестьянина, чей урожай пропал в наводнении, или генерала, разрушающего плотины, чтобы затопить вражеский город.

Некоторые мыслители считали, что воды и реки, подобно почве, влияют на свойства живых существ, обитающих поблизости. В «Гуань-цзы» говорится, что мудрецы должны понимать воду, поскольку это ресурс, предопределяющий все человеческое поведение: люди из Ци (провинция Шаньдун) жадны, грубы и жестоки, потому что воды там бурны, стремительны и мощны; а люди из Цзин — царства, знаменитого своими купцами, — льстивы, лживы и хитры, поскольку вода там горькая, грязная, илистая, не знающая постоянного русла («Гуань-цзы», 39). В других случаях отношения между водой и людьми объяснялись в физиологических или медицинских терминах: «Там, где вода легкая, много плешивых и больных зобом. Там, где вода тяжелая, много больных водянкой и парализованных. Там, где вода сладкая, много добрых и красивых. Там, где вода едкая, много людей с дурными опухолями и нарывами. Там, где вода горькая, многие со вспученной грудью или согбенны» («Люйши чуньцю», 3/2.4). В целом же — и это касается всех эпох — чистая вода рождает здоровых и нравственных людей; это еще одна причина, заставляющая тех, кто стремится к власти, учиться править водами. То есть искусство управления государством напоминает управление водой: нужно руководить людьми, но не блокировать их естественные склонности; ставить плотины на пути их амбиций, но не их талантов; делать запасы, не истощая источника.

Конфуций и его последователи тоже видят в воде явление, помогающее им раскрывать конфуцианские добродетели. Когда один из учеников спросил, почему благородный муж, столкнувшись с могучей массой вод, склонен предаться созерцанию, ответ Учителя был вполне предсказуемым. По его словам, вода, подобно добродетели, распространяется повсюду и спонтанно дает всему жизнь; она, подобно справедливости, всегда придерживается одного направления, несмотря на все изгибы русла и завихрения потока; наконец, она, подобно морально преобразившимся людям, очищает все, с чем соприкасается («Сюнь-цзы», 28.5). В редком для «Лунь юй» замечании, посвященном природе, Конфуций выделяет воды и горы, делая аллюзию к человеческой психологии: «Мудрый любит воду. Обладающий человеколюбием наслаждается горами. Мудрый находится в движении. Человеколюбивый находится в покое. Мудрый радостен. Человеколюбивый долговечен» («Лунь юй», 16.21). Здесь воды символизируют непрерывное движение и беспрестанную деятельность, а горы — стабильность и непоколебимость. Историки искусства иногда связывают этот фрагмент с эстетикой одного из жанров китайской пейзажной живописи, по-китайски называющегося «горы и воды». Впрочем, мы не знаем, вдохновлялся ли Конфуций, делающий такое наблюдение, каким-то конкретным пейзажем или же какой-то отдельной живописной работой.