Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

В другом месте он приводит аналогию с родительской любовью. Сама по себе любовь не приучит ребенка к правильному поведению, ее нужно подкрепить кнутом местного магистрата, то есть государства: «Мать любит детей вдвое сильнее, чем отец, приказания же последнего исполняются детьми вдесятеро лучше, чем приказания матери. К чиновникам народ не питает любви, но их приказания и распоряжения исполняются несравненно лучше, чем повеления родителей» («Хань Фэй-цзы», 46). Следовательно, при достойном легистском правлении закон всегда будет преобладать над любой личной предвзятостью. Это превосходство процедуры над фаворитизмом описывается также и в трактате «Гуань-цзы», большинство глав которого приписывается Гуань Чжуну, знаменитому министру царства Ци, но который содержит и более поздние вставки, относящиеся ко временам Хань Фэя: «Неважно, близкие люди или далекие, родные или чужие, красивые или уродливые — хороший правитель в равной мере применяет ко всем одни и те же стандарты и нормы. Когда он наказывает людей, они не таят злобы, когда он награждает их, они не чувствуют, что их выделяют. Используя закон для управления, он становится подобен Небу и Земле, он не знает корыстных интересов» («Гуань-цзы», 45)[47].

Власть нельзя разделить: она должна быть единоличной и принадлежать одному только монарху. Вместо того чтобы делиться властью, правитель у Хань Фэя делит тех, кто на нее притязает. Разрабатывая специальные «методы» и «технологии» (шу), позволяющие управлять чиновниками, он постоянно сталкивает их между собой, чтобы защититься от злых умыслов. У легистского деспотизма две стороны: публичная и частная. Искусно используя то одну, то другую, владыка обретает возможность, говоря словами французского философа Франсуа Жульена, «приказывать открыто и манипулировать тайно». Полагаясь на ясные и четкие нормы, которым все обязаны подчиняться, правитель не забывает и о скрытых аспектах своего могущества. Посредством изощренной системы сбора данных и закулисного маневрирования он обеспечивает собственную безопасность и контролирует тех, кто непосредственно приводит в движение государственную машину. Чиновники служат его глазами и ушами, ногами и руками.

Хань Фэй признает, что редкому индивиду хватает проницательности, упорства и энергии, чтобы править как абсолютный монарх, особенно когда вокруг, словно стая волков, рыщут министры, каждый из которых воодушевляем собственной корыстью. На деле власть зачастую подвергается эрозии, поскольку ее растаскивают соперничающие дворцовые фракции. Следовательно, полагает Хань Фэй, очень важно добиваться того, чтобы владыка был защищен от своих чиновников, а сама монархия — от него самого. Системе нужен иммунитет от напастей, которые могут быстро разъесть ее, если трон унаследует неподходящая фигура. Тем самым Хань Фэй опровергает конфуцианское упование на авторитет венценосной личности: абсолютная власть устоит лишь в том случае, если должность будет важнее того человека, который ее занимает. Говоря современным языком, политическая партия должна держаться на плаву независимо от того, кто в тот или иной момент ее представляет.

Но что делать, если действующий правитель все-таки оказывается не на высоте? Один из способов защитить трон от его обладателя — это нивелировать все человеческие качества правителя, превратив его в чистый символ власти. Хань Фэй избавляет монарха от всего, что ассоциируется с нормальным человеческим поведением. Он — бесстрастная фигура, не имеющая ни знаний, ни желаний, немая голограмма, не участвующая ни в каких обсуждениях. Когда его истинная натура завуалирована, а источники его политического могущества спрятаны, монарху легче избежать заговоров, которые плетутся его чиновниками. Подобно опытному военачальнику у Сунь-цзы, правитель непредсказуем, он таит свои намерения и устремления даже от своих приближенных: «Вот дело полководца: он должен сам быть всегда спокоен и этим непроницаем для других; он должен быть сам дисциплинирован и этим держать в порядке других. Он должен уметь вводить в заблуждение глаза и уши своих офицеров и солдат и не допускать, чтобы они что-либо знали. Он должен менять свои замыслы и изменять свои планы и не допускать, чтобы другие о них догадывались. Он должен менять свое местопребывание, выбирать себе окружные пути и не допускать, чтобы другие могли что-либо сообразить» («Сунь-цзы бин фа», 11).