Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Хань Фэй хочет, чтобы правитель манипулировал соперниками и устранял их, подобно кукловоду, дергающему за ниточки из-за ширмы. Искусство правления предполагает умение пользоваться силой, проистекающей из скрытности и таинственности владыки: «Он не обнаруживает своих действий, поэтому чиновники правдивы и действуют правильно. Государь на основании способностей берет их на службу, заставляя самих решать дела; руководясь ими, поручает дела, и чиновники действуют; определяет их места, заставляя самих решать. ‹…› Он хранит беспристрастие и спокоен, дабы быть позади других, предоставляя другим высказаться, и никогда не прибегает к собственным силам» («Хань Фэй-цзы», 5). Ему нужно добиться чего-то вроде политической версии «эффекта Бэнкси»[48] — у чиновников не должно быть возможности догадываться, что у владыки на уме: «Правитель не обнаруживает своих мыслей; если он делает это, чиновники стараются показать свои выдающиеся качества. В силу этого он, обладая мудростью, не применяет ее в думах, заставляя всех знать свое место» («Хань Фэй-цзы», 5).

Здесь, однако, открывается дилемма: правитель в интерпретации Хань Фэя оказывается между двух огней. Для того чтобы казаться могущественным и переигрывать соперников, ему надо сделаться отстраненной и загадочной фигурой, удалившейся от рутинного управления государством. Но это означает, что ему придется возложить исполнительные полномочия на сановников из числа самых талантливых и лояльных. Заботясь об ауре неуязвимости, ему никак нельзя доверять никому из окружающих. Тем не менее, желая эффективно править, он не имеет иного выбора, кроме как довериться способным царедворцам, которые, в свою очередь, тайно не доверяют ему. Ирония же состоит в том, что оказавшийся на троне бесталанный неумеха будет всецело зависеть от преданного служения тех самых мудрых министров, которых ему стоило бы держать в узде. Когда правитель недальновиден, дальновидными приходится быть его сановникам. Но при этом ни одна сторона не собирается раскрывать другой свои подлинные цели.

К сожалению, безоговорочная и безраздельная чиновничья преданность встречается крайне редко. Согласно Хань Фэю, своекорыстные интересы и искушение обмануть начальника присущи всем государственным мужам. Вот почему любой, кто преступит границы предписанного его должностью, пусть даже ради ублажения правителя, должен быть наказан. Природа должностей и титулов такова, что в их систему ни в коем случаем нельзя вносить путаницу:

В древности ханьский удельный князь Чжао, опьянев, заснул. Заведовавший шляпами чиновник видел, что государю холодно, и потому прикрыл его платьем. Тот, проснувшись, обрадовался и спросил приближенных: «Кто это сделал?» Последние ответили: хранитель шляп. Государь вследствие этого одновременно казнил хранителя шляп и наказал хранителя платьев. Он наказал второго за упущение, а первого за превышение компетенции. Нельзя думать, чтобы он любил холод, но он считал, что вред от нарушения обязанностей сильнее холода («Хань Фэй-цзы», 7).

В конечном итоге абсолютного монарха и его окружение связывает взаимное недоверие и вечная готовность к предательству (вспомните максиму Сунь-цзы: чтобы стрела была смертоносной, тетива всегда должна быть натянута до предела). В любой ситуации легистский правитель должен снова и снова оценивать постоянно меняющийся контекст верности и соперничества, намечая для себя наиболее выгодную стратегическую позицию. Решившись обнаружить личность, скрывающуюся за официальным фасадом, продемонстрировать человечность и выйти из-за непроницаемой оболочки высшей должности, он подвергнет себя немалому риску. А поскольку должность достается ему по рождению, а не по достоинствам, он в таком случае может оказаться в плену недоверия и паранойи. Таким образом, элементарная логика подсказывает, что для эффективной работы бюрократической системы посредственный лидер гораздо лучше, чем слишком мудрый или слишком глупый.