Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Имя само по себе не обладает определенной пригодностью, оно дается [людьми] по договоренности между собой. Когда [люди] договорятся между собой и употребление [данного имени] станет привычным, только тогда [это имя] может быть признано подходящим. [Те же имена, которые] отличаются от общепринятых [имен], считаются неподходящими. Имя само по себе не обладает заранее данным реальным [содержанием], [содержание] дается именам людьми по договоренности. Когда люди договорятся между собой, когда [данное содержание имени] станет привычным, только тогда это имя называют реальным именем. Среди имен есть такие, которые сами по себе являются прекрасными: они легки для понимания и не вызывают сомнений. Такие имена называются прекрасными именами («Сюнь-цзы», 22.2).

В назывании предметов или явлений любое имя может быть подходящим. Можно, скажем, называть яблоко «синим» — но при этом надо иметь в виду, что слова будут считаться корректными только в том случае, если общество предварительно договорится об этом, то есть когда все будут согласны, что слово «яблоко» обозначает фрукт, а слово «синий» обозначает цвет. В практических целях имена лучше делать несложными и понятными. Избегая путаницы, следует выбирать названия так, чтобы они не противоречили сути называемого: скажем, континент, покрытый льдом, удобнее именовать Исландией, а не Аризоной[53]; а собаке по кличке Черныш неплохо бы иметь хоть немного черной шерсти. Сюнь-цзы толкует язык прагматично. Обрабатывая информацию, извлекаемую нашими органами чувств из контактов с миром, мы подмечаем сходства и различия между вещами — и придумываем слова, чтобы отразить их. Иногда нам требуется обозначать целые категории вещей, а иногда, напротив, приходится разделять общие понятия (Сюнь-цзы приводит для примера слова «птицы» и «звери»). Разработав язык и договорившись о том, что и как будет называться, важно в дальнейшем придерживаться утвержденной конвенции. Лишь при таком условии коммуникация будет эффективной. Соответственно, власть будет принадлежать тем людям, которые способны посредством слов описывать саму суть явлений, выражая свои мысли просто и четко. Благородный муж следит за тем, чтобы его утверждения соответствовали фактам; при этом он не углубляется в малозначащие детали. Он с предельной ясностью дает понять, что имеет в виду и каковы его намерения («Сюнь-цзы», 22.4). Мудрым будет считаться тот, кого людям легко понять. В конце концов, белая лошадь — это тоже лошадь.

Конфуцианскому акцентированию важности языка противопоставлялась весьма суровая критика со стороны Чжуан-цзы. В трактате, названном его именем, предлагается поразительная деконструкция словесных и языковых ценностей, запечатленных в текстах Древнего Китая: «Речь — это не просто выдыхание воздуха. Говорящему есть что сказать, однако то, что говорит он, крайне неопределенно. Говорим ли мы что-нибудь? Или мы на самом деле ничего не говорим? Считают, что человеческая речь отлична от щебета птенца. Есть ли тут отличие?» («Чжуан-цзы», 2.5). Согласно Чжуан-цзы, язык — это код, который нарушает органичную целостность мира. Если Сюнь-цзы настаивает, что мы не должны допускать произвольности в словоупотреблении, жестко следуя установленным конвенциям, то Чжуан-цзы полагает, что от слов вообще мало толка. Дело в том, что язык фрагментирует мир. Слова творят иллюзию, поскольку заставляют нас делить реальность на составные части, отвлекая от цельности мира — то есть от Дао — как живого опыта. Язык вынуждает нас думать, будто бы «то» и «это» — разные вещи. Он приучает мыслить противоположностями, утверждениями и отрицаниями: правильное в нем противостоит неподобающему, истина — лжи, люди — друг другу. Язык создает препятствия и заторы в понимании бытия — он порабощает, а не освобождает. Более того, поскольку выбор языка полностью произволен, он не способен адекватно отражать реальность. Расчленив мир на категории посредством языка, мы больше не можем воспринимать его как нераздельное целое. Между тем, по словам Чжуан-цзы, «их разделение — это их созидание, их созидание — это их разрушение. Но все вещи — рождающиеся и погибающие — друг друга проницают и сходятся воедино. Только человек, постигший правду до конца, знает, что все приходит к одному» («Чжуан-цзы», 2.6).