Китайский секрет для мистера Форда

Дальнейшие события происходили словно в тумане: пришел человек с телеграммой. Автомобилисты, как ночью волки, плотным кольцом окружили «Модель-Т». В манеже наступила тишина. Мордвинов взял сложенную телеграмму у человека, развернул, усмехнувшись, и, не переменившись в лице, передал Всеволожскому.

Повисло страшное молчание. М.Р. Маллоу чувствовал, что у него трясутся руки, ноги, и, кажется, голова. Так продолжалось до тех пор, пока господин Всеволожский не развел руками. Это был жест человека, не знающего, что и сказать. А Восторгов забрался в машину, пока Карл Булла устраивался с аппаратом, поднял руку в приветственном жесте, дождался, пока жахнет магний, и сказал, глядя бесстыжими глазами:

– Стекла дело святое, тут даже нечего и спрашивать. Ось под телегу – самое милое дело. Радиатор с сифоном – ясное дело, самогонку гнать, на змеевик, сиденья на сапоги, а тент бабам на калоши пригодится. Растащили вашу машину – и концы в воду.

Произнес он это по-английски, громко, уверенным тоном человека, который знает, что говорит.

– Боже мой, – с мукой в голосе сказал Д.Э. Саммерс, обращаясь более к княгине, – никогда не был снобом, но должны же быть какие-то границы! Вы не представляете, как мы измучились с этим апашем. Всю дорогу он ни одной минуты не был трезвым. Требовал остановки у каждого кабака. Отправлял свои ужасные телеграммы в духе бульварных романов – а потом вслух сочинял новые. Я удивлен, что в газете вообще его держат! Ночью у нас встала машина, а он твердил, что рядом-де находится волк. Рвался отобрать у меня револьвер. Его не смущало, что это не волк, а пень. Помните пень на Рижском шоссе? Вот, я так и знал! Его все помнят, кроме нашего представителя прессы. А потом и вовсе оказалось, что он ловит на себе чертей.

И Д.Э. повернулся к остальным.

– Это конченый человек, господа – пьяница и сумасшедший! Он знает английский – и это единственное его достоинство!

Маллоу переводил, а Мордвинов тем временем искал кого-то в толпе. Его бледные щеки пылали.

– Мистер Фриде… Маркус Сергеевич, – позвал он, – вы, я полагаю, не откажетесь от своих слов? Повторите их, сделайте милость.

И тогда Фриде во всеуслышанье заявил:

– Я сказал вам тогда, что не имею к ним никакого отношения. Они – торговые агенты Форда.

Мордвинов повернулся к компаньонам.

– Вы и теперь будете отрицать свое сотрудничество с «Форд Мотор»?

– И не подумаем, – сказал Саммерс. – Да, мы торговые агенты Форда. Ваши небезынтересные обвинения навели нас на мысль: что, если в самом деле предложить «Форд Мотор» свои услуги?

Теперь уже отовсюду раздавались поздравления, крики «Ура!» и «Виват!» Репортеры строчили в блокнотах. Между участниками пробега сновали лакеи с подносами шампанского.

– Признаюсь, ваши обвинения приводили в бешенство, – сказал Д.Э. Саммерс графу. – Но вынужден сказать: именно они навели меня на эту идею.

– Но-но, «меня», – засмеялся Маллоу. – Нас!

– Да, нас, – кивнул компаньон. – Предлагаю, дамы и господа, тост: за графа Мордвинова! Ваше сиятельство, примите нашу самую искреннюю благодарность!

Победа была полной. Блестящий жест должен был завершить триумф двух джентльменов, но тут произошло непредвиденное. В толпе начался беспорядок. Послышались смешки, восклицания, и к автомобилям присоединился зеленый «Руссо-Балт». Из него выскочили сначала некто в огромной кепке с опущенными ушами, а затем – маленький, худой человек с веселым, скуластым, монгольского вида лицом, длинными усами и красным от мороза носом. На нем был шофферский плащ, явно надетый поверх шубы и поднятые на лоб «консервы». Это был Андрей Платонович Нагель – шеф петербургского журнала «Автомобиль», знаменитый гонщик, пересекший Альпы, не раз завоевывавший золотую медаль в России, и сорвавший два первых места и одно девятое в прошлом году на ралли «Автомобиль Монако». Произошел большой шум, радость и веселье. Нагелю – с некоторым конфузом – представили новоявленных победителей. То, что сказал Нагель, двое джентльменов не поняли, но это было и не нужно. В голосе знаменитого гонщика и его напарника, которые, наконец, вернулись с «Автомобиль Монако», звучало удивление, и с этим удивлением они смотрели на двоих джентльменов.

И вот тут в воздухе повисла тишина. Тишина становилась все более напряженной.

– Позвольте, господа, – княгиня Долгорукая сосредоточенно хмурила густые черные брови, ямочек на щеках в этот раз видно не было, – но как же так?

– Объяснитесь!

Д.Э. Саммерс и М.Р. Маллоу посмотрели друг на друга. Пожали плечами. Обернулись к остальным.

– Люди, чьими именами вы изволили назваться, – официальным тоном сказала княгиня, – несколько дней назад покинули Монако. Третий приз у мистера Брюс-Брауна и восьмой – у мистера Малфорда.

Нагель кивнул утвердительно и вынул из-за пазухи газету. Газета пошла по рукам.

– Ничего не понимаю, – сказал Д.Э. Саммерс. – Но ведь мы и не думали называться этими именами!

– Как? – закричали хором автомобилисты.

– Что мы имеете в виду? – нахмурился Всеволожский.

– Не понимаю, – удивленно проговорила Долгорукая.