Я уверен, что подавляющее большинство ученых – люди порядочные и социально ответственные, готовые участвовать в честном обсуждении. Однако многие из нас не понимают, что мы живем в интеллектуальной разобщенности, как правило, не осознавая – даже интуитивно – ограничения, которым подчиняются слова и вектор наших исследований. Слишком многие из нас работают над узкими темами диеты, здоровья и медицины, никогда не приближаясь к опасной черте, поскольку в среде научного редукционизма существует бесчисленное множество целенаправленных идей для исследований, которые не угрожают масштабным парадигмам и масштабным подходам. К тому же постоянный поиск внешних источников финансирования для научных изысканий не позволяет нам заходить слишком далеко за привычные рамки, иначе у нас не будет средств, необходимых для продолжения карьеры. Правило «опубликуй или умри» живет и здравствует. Участвуя в университетских комиссиях, я наблюдал, как квалифицированные и перспективные молодые ученые теряли работу, потому что не смогли получить финансирование для своих научных исследований. Во многом наша система предпочитает статус-кво.
Академический мир уже не тот, что раньше. Теперь я убежден, что среди таких сфер, как промышленность, государство и здравоохранение, обсуждавшихся в первом издании этой книги, научные круги больше остальных виноваты в заблуждениях населения и искажении информации о здоровье. Однако надо понимать, что это не вина подавляющего большинства ученых и преподавателей. Скорее всего, ответственность лежит на тех немногих ученых, которые готовы обслуживать корпоративные интересы из корыстных соображений. Если же они занимают руководящие должности, то получают еще больше рычагов влияния. А тех, кто интеллектуально способен предлагать противоположное мнение, становится все меньше, поскольку свободомыслие в академической среде сокращается.
Вот несколько фотографий, которые хорошо иллюстрируют мою тревогу по поводу того, что научные круги слишком запутались в корпоративных интересах. Ниже на фото слева – фасад корпуса молочного животноводства Стокинг-холл в Корнелльском университете. В этом здании мой кабинет, где я некогда сидел за столом, принадлежащим лауреату Нобелевской премии Джеймсу Самнеру, который недавно скончался (стол сейчас в музее студенческого городка, на нем размещена табличка с именем Самнера).
Пару лет назад Стокинг-холл отремонтировали, потратив, по некоторым оценкам, 105 млн долл. Это означает, что все интерьеры здания (включая мой старый кабинет) и внешнюю его часть полностью изменили. Получилось впечатляющее, очень современное сооружение, которое представлено на фото справа. Стена здания, обращенная к дороге, выполнена из стекла, так что прохожие могут видеть чудесные аппараты, используемые при производстве молочных продуктов.
Недалеко от входа в этот замок коровьего молока находится «памятник» молочной бутылке высотой 5–6 метров (ниже на фото слева). Вот это шедевр!
Внутри можно пройти в аудиторию «Пепсико» (фото справа), которая заменила старую аудиторию, где я не раз сидел на занятиях.
Признаю, что в этой главе я необычайно резко высказываюсь об учреждении, которое было для меня профессиональным домом, причем, скорее всего, дольше, чем для кого бы то ни было в Корнелле. Также понимаю, что этот университет предоставил мне прекрасные возможности заниматься множеством полезных вещей и работать с огромным количеством замечательных студентов, преподавателей и администраторов. Это мои настоящие коллеги и друзья. Однако я также знаю тонкие, но мощные инструменты институтов и систем, контролирующие наши действия и мысли. Мои исследования и лекции побудили меня переходить, подчас неосознанно, границы, которые выгравированы в нашем коллективном сознании. Выводы наших изысканий оспаривают, в частности, превосходство белков животного происхождения, редукционистскую предвзятость, лежащую в основе медико-биологических исследований, идею о необратимости рака, ключевую концепцию в основе разработки лекарств, неполноценность терапии только при помощи питания, химический состав окружающей среды как причину рака. У меня не было выбора. Именно по ту сторону границ я увидел новый мир, где приобрел много новых соратников, которые знают и ценят эту информацию. Я могу только надеяться, что они все чаще будут обращаться ко мне со словами «расскажи подробнее».
Мое исследование 35 лет финансировалось за счет денег налогоплательщиков, как минимум 90 % из них поступили от Национальных институтов здравоохранения – я боролся за эти средства под пристальными взглядами своих конкурентов (остальное – это в основном мое годовое жалованье, предоставленное Госдепартаментом США на шесть лет работы на Филиппинах). Я сознательно с самого начала ограничил финансирование своего исследования государственным сектором, поскольку не хотел использовать средства корыстных коммерческих организаций. И я очень признателен за полученную финансовую поддержку.