Китовый ус

Странно, однако Светлана Ивановна в ответ на такие признания приглашала утром, перед посещением загса, пойти с нею в школьный сад — там будут завтра работать и школьники, и учителя, и родители. Степана подкупала непосредственность, с которой Светлана Ивановна вовлекала его в свою жизнь, трогало доверие и поражало то, что она с такой уверенностью говорила о своем завтрашнем дне, наполненном простыми житейскими заботами. Степану от этого было радостно, он хватал ее руки, целовал исступленно, а она отнимала их, прятала под стол, была спокойной и улыбалась чему-то своему, словно знала всю Степанову жизнь наперед.

После полуночи, в перерыве между танцами, где-то за «саклями» прокричал петух. Публика зашумела, захлопала в ладоши, ударилась снова в пляс под нестройные, но отчаянные звуки оркестра.

— Так берешь в мужья? — спросил Степан.

— Беру, Степ, беру, — успокоила его Светлана Ивановна. — Еще пожалеешь… Три года этого ждала, как же теперь не взять… Пожалеешь!

— Я? — засмеялся он, а потом крикнул: — Володя! Прощай, друг, уводит меня эта героическая женщина. Самая героическая из всех героических! Прощай, друг! Оркестр, асса!..

Дурачась и понимая, что дурачится так, быть может, в последний раз, он сплясал на гудекане барыню, заказал оркестру «бабий» марш Мендельсона и покинул под его звуки этот аул, слишком знакомый ему и надоевший беспечным весельем, неинтересный и неестественный, совершенно непохожий на жизнь, которой ему давно уже хотелось.

СМЕРТЬ ТАМАРЫ

Базарные дни в Изюме бывают дважды и трижды в неделю, не считая того, что базар здесь вообще-то каждый день. Нет нужды, видимо, долго объяснять разницу между базарными днями и днями, когда просто бывают базары. Раньше базарными днями были воскресенье и четверг, потом к ним добавилась и суббота. Кроме того, каждому базарному дню предшествовала подторжа — так называется скоротечная купля-продажа накануне вечером, где определяется завтрашний курс всевозможного изюмского товара.

В Изюме несколько базаров — в городе, на Песках и, конечно, возле железнодорожного вокзала, или, как говорят здесь, на вокзале, на станции или на Гнидовке. Средний изюмский базар, чтобы не сильно преувеличивать, поменьше Сорочинской ярмарки, но куда больше Центрального рынка в Москве. Средним базаром можно считать городской, а гнидовский базар со столичным рынком и сравнивать даже неловко — не может тот рынок считаться базаром по многим причинам, разве что можно назвать его подторжей к гнидовскому, да и то с натяжкой. К тому же рынок не имеет в жизни москвичей такой уж большой вес, а для изюмчан базар — это все, даже больше чем все.

Если нетрудно, представьте круглую площадь, размером немного поменьше Большой спортивной арены в Лужниках, где шумит и бурлит это торжище. За километр, перебивая запах мазута и горячего металла на железной дороге, пахнет от гнидовского базара клубникой или вишней, смородиной или абрикосами, сливами или яблоками, — пахнет в зависимости от сезона. С трех часов утра ревут мотоциклы и мопеды, идут, текут ручейками и широкими потоками со всех сторон к нему люди, тянутся вереницей машины — откуда они только не едут: из Донецка и Харькова, Горловки и Константиновки, Славянска и Краматорска. Везут промышленный товар, занимают места на низу базарной площади. Брезент на землю, вокруг него забиваются в песчаную землю колья, привязываются веревки — и получаются своеобразные торговые ринги. Начинается торг — одеждой и обувью, галантереей и бакалеей, селедкой и консервами, колбасой, хозяйственными и скобяными товарами…

Было время, когда на гнидовском базаре можно было купить буквально все: от воза сена и коровы до канарейки, от свежей рыбы до трофейного мотоцикла BMW или союзнического производства «Харлея», от велосипеда, зеркала, игрушки до кротких лебедей, писанных ярчайшими красками на оборотной стороне обоев. Здесь можно было купить все, что может прийти в голову при самой необузданной фантазии, кроме, конечно, паровоза, подводной лодки, самолета, острова в Тихом океане или чего-либо в этом роде. Здесь ручные галки и морские свинки вытаскивали из ящика билетики, в которых было написано, что ждет впереди недавнего владельца трешника, проворные и неотвязные цыганки, обвешанные грязными детьми, требовали позолотить ручку, и за один базарный день пропадало неизвестно куда, неизвестно сколько узелков с кровными.

Сейчас базар не тот. Ассортимент и экзотические нравы барахолки регулируются местными властями. Базар стал большей частью фруктовым, овощным, медовым, молочным, меньше — мясным, но если уж кому-нибудь очень захочется, то он может купить на нем по-прежнему все, вплоть до металлических крышек для консервирования. Стойко держится и широко распространенная мера — ведро, или цибарка. «Руб цибарка» — это в отношении вишен, абрикосов, яблок, слив и картошки бывает справедливо и ныне.