Потом фельдфебель сдал пол роты в плен, и Роман Павлович с ним и вместе с другими пленными попал в батраки к хозяину хутора Петерсдорф в Австрии. Была у хозяина дочка Мария, на которой хотел жениться бывший фельдфебель русской армии. Марии нравился Роман, но у него в России была уже жена и дети, да и не нравился ему папаша Марии. «Русиш швайн» называл он всех пленных, а сам, не стыдясь, да и все члены семьи никогда не держали дурной воздух в животах. А русские у них швайн. Вредно, говорили, держать. Даже Мария — хорошенькая, сдобненькая такая австриячка идет по двору и вдруг на виду у всех — трах! Ни стыда, ни совести…
А вокруг Романа Павловича увивалась, приглашала в дом, учила играть на рояле, узнавала разные русские слова. Однажды нарядилась она, надушилась духами и спрашивает Романа Павловича, мол, как по-русски будет «пахну». Роман Павлович не растерялся и говорит:
— Бз…!
Вышла она во двор к друзьям Романа Павловича и спрашивает, как, мол, я «пахну», карашо?
— Карашо, Мария! — хохотали ребята.
Разобиделась она на Романа. Стал к ней в светелку по лестнице лазить фельдфебель. Вот тогда Роман Павлович обработал лестницу так, что тот однажды появился перед Марией весь испачканный. Переволновался, должно быть, боялся хозяина и не слышал носом. Хотел Роман Павлович тут же лестницу убрать, чтобы фельдфебель прошел в таком виде через дом, а потом подумал: прыгнет ведь на кусты сирени, обломает, а хозяин шкуру спустит. Оставил лестницу — пусть на обратном пути доберет то, что пропустил.
Странное дело — одни и те же рассказы у Романа Павловича по-разному кончаются. Такие он и не любит вспоминать часто. Рассказывает, конечно, но без особого вдохновения. Один из таких рассказов о том, как Роман Павлович в минувшую войну ловко устроил так, что немцы стали лупцевать друг друга. Подходила якобы какая-то немецкая часть к селу, где Роман Павлович находился в эвакуации, и вот у него мелькнула мыслишка одна. Сел он на телегу и, показывая куда-то за село, промчался по улице с истошным криком: «Партизаны!» И немцы, стоявшие в селе, стали садить по тем, которые подходили…
Эта же история имела несколько других концов, но один из них, наиболее устойчивый, такой. Когда мчался Роман Павлович на телеге, то его немцы остановили, похвалили за бдительность, а потом так разрисовали шомполами, что он чуть ли не до конца войны мог жить только в одном положении — лежа на животе.
Со временем, когда мастерство врать и чудить у Романа Павловича окрепло, у него появился свой почерк. Он нашел в человеке такую слабину, которая позволила ему над очень многими подшутить. Он нашел магическое слово и метод — задаток. Правда, находка эта не дешево обходилась Роману Павловичу как с материальной стороны, так и с моральной — жена его не поднималась по служебной линии выше должности уборщицы и никак не могла одобрять расходы супруга, когда в хате — голь и нищета, а дети замазку на окнах объедали. Объедали, объяснял Роман Павлович, потому, что она на растительном масле делана.
Для детей, чтобы в окна не дуло, купил Роман Павлович после гражданской войны корову. Тогда все миллионеры были — в несколько миллионов рублей обошлась корова, короче говоря, почти два мешка денег. Остался еще один мешок — на сено. Взял его и пошел на базар. На один воз у Романа Павловича хватает, а на другой — нет. А одного воза на зиму не хватит, потому что мужики возы продавали жидкие — только сверху пышнота, а внизу пусто, внатруску. Хотел купить воз сена и воз соломы — тоже мешка не хватает. Что за жизня пошла, недоумевал он, все стали миллионерами, а корму скотине не купишь. Купил один воз сена, а оставшиеся деньги раздал мужикам и с сеном и соломой — задаток! — и велел им ехать к аптеке и во дворе разгружаться.
Мужики-миллионеры друг за дружкой заезжают во двор, сгружают сено-солому и ждут окончательного расчета. Выходит аптекарь, спрашивает:
— Объясните, пожалуйста, господа товарищи, что здесь происходит? Зачем вы сюда навезли столько сена?
— Как зачем? Нам хозяин наказал сюда везти, разгружаться и ждать его.
— Какой хозяин? Здесь, господа-товарищи, аптека! Если даже это целебные травы, в чем я очень сомневаюсь, то все равно нам в таких количествах ни к чему!
— Но нам хозяин задаток дал! Как же так?
— Странно, странно, господа-товарищи, тогда ждите своего хозяина, — смирился аптекарь.
Часа через три, так и не дождавшись Романа Павловича, хотя он уже отвез купленное сено домой и, схоронившись, наблюдал за двором аптекаря, мужики стали нагружать сено и солому на телегу. Тут и началось: сено у всех было разное, каждый трамбовал свой воз поплотнее, каждому казалось, что другой хочет взять его, лучшее сено, обмануть. Мат, крик, а потом и более решительные поступки — вначале за грудки, ну и в зубы. Пошла кутерьма — перемешали сено с соломой. «А добре друг друга лупят, по-мужицки, сплеча, хоть и миллионеры», — усмехнулся Роман Павлович. Драка утихла, а затем со двора аптеки один за другим выехало семь не таких пышных, как утром, возов сена и соломы, а еще точнее — сено-соломы.